Владимир Логутов: «Я все чаще отказываюсь от выставок» — Волга Ньюс © 2013

Владимир Логутов давно уже не «самарский художник», но один из тех, благодаря кому Самара остается на культурной карте мира. Он выставляется в Москве и за пределами страны, его работы есть в составе почти всех выставок, представляющих современное российское искусство в Европе, но живет Логутов по-прежнему в Самаре. А 19 февраля в Москве откроется совместная выставка Логутова и классика московского концептуализма Эрика Булатова.

— Несколько дней как все обсуждают московскую выставку, на которой ты будешь представлен вместе с Эриком Булатовым.

— Это проект московского ГЦСИ, где сейчас работает наша землячка, куратор Наталья Гончарова. Она делает программу «Формальные отношения», в которой эта выставка будет уже третьей. Первую пару составили группа «Провмыза» и Владимир Башлыков, вторую – Аня Желудь и Игорь Шелковский, теперь — я и Эрик Булатов. Выставиться с Булатовым сейчас моя внутренняя потребность. Это авторитетный художник, сильно на меня повлиявший в период становления. И как раз в 2012 г. я сделал серию «Структурированные пространства» — снимал город, в основном Самару, и пытался показать такой взгляд, который бы преломлял традиционную оптику. Например, два берега одновременно или пространство, закручивающееся в сферы… Это все очень формальные вещи, их трудно описать словами, но именно они будут соотнесены с работами Булатова, потому что он часто использует прием «плоскость плюс пространство». Этот распространенный в XX в. модернистский прием подчеркивает, что картина — это только плоскость. Называется «модернистская сетка». Например, пространство, а на переднем плане буквы. Художник подчеркивает, что вы видите иллюзию. Это прерывание взгляда внутрь пространства используется и в моих видео. В городе появляются странные знаки, над Волгой — пятно «белого шума»… Белый шум — это неструктурированный видеосигнал, как белый незакрашенный холст для живописца. Такое «слепое пятно» вращается над Волгой. По ней ходят рыбаки, и непонятно даже, какой век, XIX или XX.

— А если бы ты сам делал такой проект, с кем бы себя выставил?

— К этим работам Эрик Булатов подходит идеально. Такие пары можно же бесконечно составлять, при этом рождаются новые смыслы. Но я бы сам себя не решился выставить с такого уровня художником, это уж слишком.

— Нет. Он приезжал в декабре в Москву, с ним встретилась Наташа, показала ему мои работы, он забрал диски. Очень заинтересовался тем, что кто-то из младшего поколения вот так, по своей инициативе, к нему обращается.

— Мы в анонсе выставки написали вслед за Натальей Гончаровой, что Булатов — это соц-арт. Кто-то возразил нам, что в своих интервью сам художник с этим не соглашается. Насколько можно доверять тому, что говорит о себе автор?

— Я думаю, это самая адекватная оценка. Смотря, конечно, что он говорит. Если озвучивает мотивацию или описывает, как технически создавалась работа, так непосредственно: шел, смотрю, коряга лежит красивая — тогда этому можно верить. А часто же бывает, что человека вынуждают что-то сказать («напиши текст» или «дай комментарий»). И он проговаривает какую-то одну интерпретацию, которую где-то прочитал, она в нем фиксируется. И его работы начинают двигаться в эту сторону. Так галеристы управляют художниками, когда им нужно, например, направить его в более коммерческую сторону.

— То, что делаешь ты, часто определяют как «урбанистический формализм».

— Просто так назывались программа, которую делала Евгения Кикодзе в фонде «Современный город», и выставка в Музее современного искусства. С тех пор это определение переносится из статьи в статью. Такого направления не существует, я себя чистым формалистом не считаю, и почему урбанистический?.. Хотя под серию «Структурированные пространства» эта формулировка как раз подходит — она действительно про город, про урбанизм и абсолютно формальна.

— Ты говоришь о влиянии кураторов и галеристов на художника. На себе ты чувствовал его?

— Да, но в этом нет никакого насилия, это естественный процесс. Например, у меня есть знакомые художники, я влияю на них, а они на меня — своими оценками моих работ. А куратор пишет, оценивает, интерпретирует — и художник начинает верить в эти интерпретации, хотя произведение гораздо сложнее. Это нормально: одному куратору нравится политическое, социально-ответственное искусство — он, конечно, и выбирает такого типа художников, пишет про них, и они начинают двигаться в этом направлении. Другой любит формализм, третий — дизайнерские вещи.

— Куратор вообще — профессия последних десятилетий?

— Годов с 60-х начиная, наверное… Да, это такое институциональное явление, появившееся, когда искусство стало меньше выставляться в галереях, перекочевало в фонды. Потому что галереям невозможно продавать искусство, которое практически перестало иметь форму, концептуализм, например. Из-за этого возникли такие коммерческие явления, как трансавангард, «новые дикие»… И появились институты и фонды, у которых нет задачи продавать. Одновременно стала важна фигура куратора как «режиссера» выставки. Вообще художники, выполнявшие роль кураторов, были всегда — Андре Бретон или наш Бурлюк, например. Собрать художников, договориться по поводу пространства — это делал «главный в тусовке», менеджер и в то же время идеолог. Сейчас бывают чисто кураторские выставки, когда общее высказывание ценнее, чем отдельные произведения. Но в этом ничего плохого нет, если это хорошая, талантливая выставка.

— Не то чтобы много, так же как и не много хороших художников. Галерей тоже, как и коллекционеров. Все очень маленькое. Людей, которые, по крайней мере, находятся в XXI в. по пониманию искусства и ощущению, «зачем они это делают», совсем немного.

— Ты по-прежнему работаешь с московской галереей «Риджина»?

— Да, и в мае у меня будет персональная выставка, я давно ее готовлю, не торопясь. У меня уже нет стремления участвовать во всем подряд, как было когда-то, я часто отказываюсь от выставок, все чаще, потому что участие интересно только тогда, когда подходишь к нему осмысленно. Но все осмыслить невозможно, поэтому приходится выбирать. У меня не было в «Риджине» выставки с 2009 г., и вотнаконец-то сейчас уже готово видео, готово много работ, еще нигде не показанных. Я делаю выставку с ощущением конца индустриальной эпохи. Понятно, что это процесс растянутый, такую выставку можно было делать и 10 лет назад, и еще через 10 лет, но в последние годы я особенно остро вижу, что большие производства окончательно свернулись. Бесконечные руины, ощущение покореженного металла… Вокруг этого ощущения накапливается корпус работ, из которых я хочу составить эту экспозицию: графика, инсталляции, работа с металлом, видео…

— Вряд ли. Скульптуры из металла весят больше 150 кг, так что навряд ли когда-нибудь вернутся в Самару. Видео и графику — да, покажу. Видео вообще очень удобно для интернационального художника. В Китай мы, например, возили из «Риджины» огромные, 3х4 м, пластиковые панели — целая история. Видеохудожнику в этом плане гораздо удобнее — только флешку в карман положить.

— В этом сезоне у тебя было много интересных поездок.

— Осенью я ездил в Китай, где в древнем городе Гуанчжоу в музее современного искусства проходит триеннале. Выставка называлась «Невидимое» — Unseen. Тема мне очень близкая, и этим поездка была приятна. Бывает, что участвуешь в чем-то исключительно из карьерных соображений, например, летом прошлого года была Венецианская архитектурная биеннале (в художественной биеннале в Венеции, за год до этого, я тоже участвовал в составе выставки «Модерникон»). Для нее фонд «Виктория» делал выставку на тему урбанистики «Шоссе энтузиастов», но хотя серия «Структурированные пространства» идеально под нее подходит — она как раз про город, про пространство — все-таки это не то, чемя занимаюсь постоянно. Тема «невидимого» в моем творчестве гораздо важнее, поэтому эта выставка была для меня самой интересной за год. И, конечно, первый раз попасть в Китай — тоже здорово. Выставка была большая, на все три этажа музея (Китай большой, музей тоже большой), художников много, но китайских мало, в основном европейцы, двое русских (я и Владимир Архипов), несколько азиатов, куратор из Англии, Джонатан Уоткинс, в 2007-м я выставлялся у него в галерее Ikon в Бирмингеме. Вообще Китай — это пространство нашего прошлого, совдеповское пространство. Вродебы древний город, в двух часах езды Гонконг, трехэтажные дороги — но система искусства функционирует очень плохо, провинциально. Это не Европа, где приезжаешь за неделю — экспозиция уже висит, все год назад решено… Через месяц я поехал в Грузию с выставкой Saturnalia, которую делал фонд Владимира Смирнова и Константина Сорокина. Как говорят грузинские коллеги, современное русское искусство им привозят редко. И для меня эта поездка была, конечно, знакомством со страной, очень интересным переживанием. Венеция, Китай, Грузия… Были еще какие-то небольшие проектыв России, например, в Екатеринбургском ГЦСИ выставка с политической окраской — «Новые обстоятельства». Я в прошлом году делал новую серию «Пауза» — снимал на митингах видео, имитирующее паузы. Наверное, покажу эту работу в «Виктории».

— Галерея «Виктория» начала работать с московским куратором Андреем Паршиковым, и он приглашал меня участвовать в выставке самарских авторов, она будет в ближайшее время.

— В прошлом году ты сам был куратором выставки «Течения. Самарский авангард 1960-2012».

— Это была эпическая работа. Мне больше интересна даже не сама выставка, а то, как мы ее собирали. Это такой идеальный образец командной работы: как мы обсуждали каждую вещь, полгода конструировали выставку на бумаге, даже стены строились под конкретную картину… Прямо европейский уровень.

— У меня с 18 февраля будет школа в фонде Смирнова и Сорокина в Москве, длиной в месяц. Я два раза вел в Самаре художественную школу, участники которой три месяца делали практические упражнения и слушали лекции искусствоведов (в основном все слышали про школу в «Арт-Пропаганде»). Но в Москве будут другие люди. Если в «Пропаганду» тогда пришли те, кто никогда не не занимался искусством, то в Москве будут дипломники школы Родченко и выпускники Иосифа Бакштейна. Мы попробуем разные упражнения, но в основном сосредоточимся на выборе стратегии. Речь идет о переносе в искусство других практик, то есть о расширении эстетического пространства за счет привлечения в него внеэстетических сфер деятельности. Например, журналистское расследование: полученный в результате набор фотографий позиционируется как изобразительное искусство. Или человек, которого приглашают на выставку, делает уборку.

У меня был такой перформанс, единственный в моей жизни: я пылесосил большой зал, в котором проходила выставка, в Тольятти. Я в предыдущей школе столкнулся с тем, что люди как понимают эстетическое? Мы берем какую-то деятельность и начинаем эстетизировать ее, «дотягиваем» до изобразительного искусства. Продавец фруктов, который красиво раскладывает фрукты. А смысл не в том, чтобы сделать это красиво, а чтобы вот это продавание фруктов вошло в пространство эстетики. Здесь можно провести аналогию с тем, как появлялись перформанс и видеоарт — за счет того, что в изобразительное искусство пришли люди из других областей. Расширять пределы эстетического можно бесконечно — так появляются новые виды искусства. Вполне можно расширить изобразительное искусство при помощи спорта, кулинарии… Здесь можно, один раз удачно выбрав стратегию, черпать из нее бесконечно.

— Ретрограды скажут, что эти люди просто рисовать не умеют (у них же действительно часто нет художественного образования), вот и придумывают разные уловки…

— На этот ретроградский подход можно ответить тысячей способов. Ну вот есть десятки видов боевых искусств и единоборств, а тебе скажут: это ты боксировать не умеешь, поэтому выдумал айкидо! Зачем тебе в XXI в. постконцептуальные практики, научись рисовать!

Владимир Логутов (1980 г.р.) окончил Самарское художественное училище (факультет живописи, 1996-2001) и Самарский педагогический университет (факультет изобразительного искусства и ДПИ, 2002-2006). В 2005 г. получил независимую художественную стипендию для обучения в Германии.Участник Венецианской биеннале, Триеннале в Гуанчжоу, многочисленных групповых выставок в России и за рубежом, в том числе выставки «Модерникон. Современные художники из России» (Турин, Италия), «Русские художники» в Меймаке (Франция), Московских биеннале современного искусства, выставки «История российского видеоарта. Том 2» в ММСИ (Москва) и др. Двукратный номинант Премии Кандинского, премии «Инновация» и премии «Черный квадрат», победитель фестиваля «Киношок-2006». Персональные выставки проходили в московских и европейских галереях.

Источник: