в 2009 году появляется такой замечательный фестиваль, вот идея, которая рождается в недрах Московской филармонии, когда вдруг на сцене появляются звуки, ритмы, фактуры и структуры, не актуальные для слушательского восприятия. По сути, как вы понимаете, проект не коммерческий, и то, что он рождается в недрах организации академической, статусной, и в каком-то смысле официозной, — мне кажется, это знак времени. Это знак нашей с вами культуры и знак некого проникновения в культуру идей современной, актуальной музыки. Как вы помните, вообще актуальная музыка сама по себе понятие спорное, но то, что эта музыка своими корневыми истоками связана с модернизмом, авангардизмом, и даже если от них дистанцируется в дальнейшем и абстрагируется, все-таки она помнит о своих генетических авангардных корнях.
Что еще мне очень близко в идее «Другого пространства» — это именно другое пространство, фестивальное. Потому что фестиваль «Другое пространство», еще раз повторюсь, проводящийся в третий раз, очень важен с точки зрения того, что он отличается от прочих фестивалей ненавязыванием фестивального стандарта. Потому что — как у нас, так и за рубежом, — если фестивали проводятся в сфере авангардной, поставангардной, модернистской, постмодернистской, или, допустим, минималистической музыки, то, как правило, это фестивали однобокие, однонаправленные, одномерные, как говорил Маркузе, «одномерный человек», и тут это я бы назвал «одномерный фестиваль». Так вот, «Другое пространство» изначально было ориентировано на общую какую-то панораму авангарда и поставангарда и прочих разных -измов XX-ого столетия и начала XXI-ого века. Вот в этом смысле отсутствие фестивального диктата, мне кажется, придает некий уникальный аспект фестивалю «Другое пространство». Потому что, действительно, если прослушать всю программу, начиная с 7 декабря, кончая 9 декабря нынешнего года в Московской филармонии, все слушатели, пожалуйста, приходите, вы получите полное представление обо всей панораме авангардной, поставангардной, модернистской, постмодернистской музыки XX столетия. Вот это, мне кажется, один из главных аспектов нашего фестиваля. Пожалуйста, приходите, услышите — и вы поймете, что музыка XX века и начала XXI века – это не нечто взаимоисключающее, не нечто противоречивое и не нечто, само себя отталкивающее. И что с годами, чем дальше мы дистанцируемся от эпохи авангарда и прочих измов, тем больше мы понимаем, что XX век в каком-то смысле – это век единый и стилистически цельный. И я вас уверяю, хотя беру на себя большую смелость, что лет там через двадцать-тридцать мы с вами наверняка будем говорить о стиле и эпохе XX века, который создал вот некую такую гомогенную большую музыкальную структуру. Фестиваль, я вас еще раз призываю, приходите слушать и понимать, что мы едины в своем авангардном и поставангардном пространстве.
Едины в мировом контексте?
В мировом контексте общемузыкальной культуры. Вот для меня очень актуальный момент в музыкальном пространстве, что, допустим, наряду с произведениями уже классиков довоенного авангарда, таких, как тот же самый мой любимый Антон Веберн или классиков послевоенного авангарда, допустим, Штокхаузена, Лигети, Кейджа, Ксенакиса, Фелдмана, и ныне живущих классиков, уже можно сказать, современной музыки — Клаус Ланг, Сальваторе Шарино, из наших композиторов тоже, я уже считаю, классический музыкант — авангардист замечательный Кефалиди, будет звучать музыка наших русских молодых радикалов, ребят, которые пытаются переосмыслить уже свое понятие музыкального в пространстве нового композиционного поля. Таких, допустим, как Николай Попов, Георгий Дорохов, Александр Хубеев. Из более старшего поколения — Олег Пайбердин и Александр Маноцков. И вот идея объять фестиваль, как некое такое колоссальное музыкальное пространство, и понять, что есть общее, что есть различное, что есть взаимоисключающее, а что есть нас единящееи цельное, мне кажется, — это самая важная в данный момент актуальная проблема вообще музыки XX-XXI века. А то, что фестиваль ее реализует, это давайте сделаем большой респект Московской филармонии.
А как проходит отбор участников фестиваля?
Во-первых, обязательная классика, которая должна присутствовать, – это основа, это фундамент музыки XX века, которая опирается, в свою очередь, на фундамент музыки XIX века, и так уходит корнями в музыку X века. То, что мы сейчас уже можем назвать «доисторическая музыкальная эпоха», — оказывается, это удивительная связь, удивительная логика развития, которая, когда мы слушаем классику XX века уже с высот первого десятилетия XXI века, ты понимаешь, что музыка Веберна – абсолютная, такая же, как музыка Баха, как музыка Гийома де Машо, или, допустим, музыка Перотина Великого. Вот эта потрясающая связь, которая выстраивается, многовековая связь самого понятия музыкального – это первый аспект концепции фестиваля, то есть классическая музыка XX века тесно связана с европейской многовековой традицией. Это первый аспект. Второй аспект – когда мы беремпослевоенную тенденцию авангардную, и опять же выясняется, что она совсем недалеко ушла, допустим, от X или XII веков европейской музыки. И далее, уже я пропускаю все прочее, классику современную, для меня очень важно, что мы открываем новые российские имена наших композиторов, которые, к сожалению, пока еще малоизвестны, но за ними будущее. Во всяком случае, для меня, даже если это иллюзорное будущее, как вы знаете, иллюзия – это единственная вещь, которая может длиться вечно, вот эта иллюзорность того, что у нас есть прогресс, у нас есть движение, и благодаря этому мы, во всяком случае, развиваемся музыкально, вот эти новые наши молодые российские радикалы, экстремалы и прочие «алы» — это замечательная идея фестиваля. И что будет несколько премьерных сочинений из новой русской музыки.
Они сами вас находят, приходят и приносят свои работы? Или вы как-то их ищете?
Скорее, так как у нас академическое сообщество – мир достаточно тесный, достаточно узкий, к сожалению, на мой взгляд, и давно надо начать пиарить и как можно рекламировать, но мы очень хорошо владеем ситуацией — как правило, и композиторы, и музыковеды, исполнители. И композиторов, которые действительно интересно, своеобразно и самобытно работают в сфере авангардного и поставангардного искусства, просто по пальцам перечесть. Поэтому каждое новое их сочинение обязательно вызывает интерес, и то, что фестиваль их исполняет и привлекает – это для меня знаковое явление для «Другого пространства». Еще хочу отметить такой момент в «Другом пространстве», мне так кажется достаточно важный, — что это другое пространство; я, правда говорил эту мысль, но повторю, другое пространство для зрителя, потому что мало фестивалей, где будет открытым микрофон, в частности, которым буду владеть я, и любой зритель, любой слушатель может подойти и высказать свое мнение. И получится живой контакт зрителя с композитором, зрителя с исполнителем, которого мы, опять же говорю «увы», лишены в своем академическом сообществе. И чем дальше мы будем развиваться, изолировать себя от зрителя, тем меньше у нас шансов прорваться в это культурное пространство и завоевать то место, собственно, благодаря которому, мне так кажется, музыка и развивается и двигается.
А кто ваш зритель, кто обычно к вам приходит? Кого вы хотите видеть? Кого хотите привлечь?
Если так, мне бы хотелось просвещенного интеллигента. Хотя это очень абстрактное понятие, но человека, который был бы хотя бы элементарно подкован в сфере современного искусства, современной философии, современной живописи, современной музыки. Хотя бы элементарно, необязательно какие-то глобальные знания. Хотя бы который отличал Мане от Моне. Такой зритель – просвещенный интеллигент, потому что иначе культура академическая невыживет. И если мы не воспитаем просвещенного интеллигента с точки зрения нашей сегодняшней композиторской и музыкальной ситуации, то, боюсь, у нас очень мало шансов для выживания в сфере академической музыки. И в этом смысле может возобладать мнение уважаемого мной Владимира Мартынова, что конец времени композитора, конечно, как он сказал, не конец времени музыки, но в каком-то смысле может наступить закат эпохи композитора . И еще раз, возвращаясь к фестивалю, в этом смысле, мне кажется, фестиваль дает шанс и перспективу новому композиторскому мышлению.
Вы говорите «воспитать». Вы одни работаете в этом поле?
Нет, много фестивалей. Я имею в виду, знаете, воспитать вообще никого невозможно. Но зритель должен сам уже изначально, если он идет на какое-то мероприятие, дать себе установку. Если человек идет слушать, допустим, музыку Баха, ему уже сейчас не обязательно знать эпоху Баха, эпоху протестантского хорала или переход к эпохе барокко, он уже идет готовый исторически ко всему тому, что происходило в музыке. А вот когда ты идешь на современную музыку, тут, естественно, чуть-чуть внутренне себя либо надо настроить, что будет другой звук, другой ритм, другая фактура, другая структура, либо чуть-чуть подготовиться к тому, что тебя ждет. И для этого, я говорю, тут нужно самого себя просвещать. Потому что от того, что человек придет и услышит на концерте одно, а внутренне он к этому не готов, он только это отторгнет. Вообще у Московской филармонии есть ряд замечательных проектов, когда зритель приходит и приобщается к современной музыке. Есть такой проект «Звуковая дорожка», когда старое немое кино, это фильмы немецких крупнейших экспрессионистов, это могут быть фильм Бунюэля, но, в общем, все немое кино переозвучивается современными музыкальными какими-то произведениями, порой специально написанными для них, порой просто близкими по духу и соответствующими. И зритель через такой визуальный ряд сперва на подсознательном уровне воспринимает новые ритмы, структуры, фактуры. А потом, мне кажется, если он в следующий раз придет и услышит музыку композитора, который озвучивал, допустим, фильм Вине, Яннингса или Мурнау, то уже зрительный ряд не обязательно должен быть задействован, потому что уже ухо настроилось на ту современную лексику и на то современное миропонимание музыкальное, которое зритель получил при первом контакте с современной музыкой. Вот, то есть какие-то все время нужны новые идеи, новые проекты, чтобы зритель через что-то хотя бы приходил к современному звуку, к современному звучанию.
Может быть, еще вы расскажете про какие-нибудь проекты?
Я просто сам этот проект модерирую, поэтому мне очень интересно было. Вы знаете, я заметил такую картину: когда я начинал этот проект модерировать,это предложили мне из Московской филармонии, я с удовольствием подключился к этому делу. Это вот проект «Звуковая дорожка». Он очень интересен оказался с точки зрения того, как постепенно начал наполняться зал, и как постепенно сложился тип аудитории, которая ходит специально на эти фильмы. Потом очень много людей стали подходить. Вот сейчас у нас в этом году будет еще один абонемент «Звуковой дорожки», и уже такое впечатление, как будто он раскуплен. Потому что мало того, что проект некоммерческий оправдался и стал в каком-то смысле коммерческим, но больше всего радует, что публика приобщается к тому, о чем ранее говорилось только в кулуарах академического сообщества. И еще раз, возвращаясь к нашему фестивалю «Другое пространство», мне кажется, что сейчас фестиваль нарабатывает и свой тип зрителя, и свой тип слушателя, и свой тип нового уха, которое по-новому воспринимает современные ритмы и звучания. Вот в этом смысле и в этом контексте, мне кажется, Московская филармония, действительно, идет в ногу со временем, потому что вы же понимаете, что идея, допустим, классических залов, залов концертных, отмирает.Вот как они во времена буржуазной культуры родились, так они сейчас в постбуржуазное, постиндустриальное общество постепенно отмирают эти большие залы, эти все академические учреждения. В этом смысле, что Московская филармония перестраивает себя и перестраивается, это большой плюс и директору, и художественному совету, и администрации филармонии.
Все-таки, наверно, главное направление Филармонии — классическое — это музыка, которая апробирована, музыка, которая стала достоянием истории, достоянием человечества. Я думаю, иначе вообще не можетсуществовать статусное заведение, которое позиционирует себя как заведение с долгими какими-то традициями. Поэтому, я думаю, наверно, 80% репертуарной политики направлено на то, что устоялось и стало достоянием истории, что радует и слушательский глаз, и слух и прочее. Но вот 20%, которые филармония оставляет для некоммерческих проектов, такое ощущение, я еще раз повторюсь, это знаковое явление для филармонии. Потому что я, например, правда, не очень хорошо владею ситуацией, но я не совсем уверен, что, допустим, на бывшем постсоветском пространстве каждая филармония имеет свой такой некоммерческий проект, который изначально предполагается только как стратегия своей репертуарной политики и своего музыкального будущего. И еще то, о чем я, правда, много раз говорил, повторюсь: для меня сейчас очень важным является в программе «Другого пространства», что все явственнее возникает вопрос, не как сделано произведение, а что произведение хочет выразить, какой смысл, какое содержание донести до слушателя. Что как-то говорил и еще раз повторюсь, прошу прощения у наших слушателей, но это проблема действительно очень серьезная. После послевоенного авангарда проблема, как сделано произведение, какой технологией, какими средствами, какой стилистикой, — теряет актуальность, потому что воспитался тот тип универсального композитора-профессионала, для которого вопрос технологий, стилистик и прочих композиционных параметров не составляет труда.
В свое время была достаточно забавная история, когда классик нашего авангарда София Губайдулина была на концерте одного нашего в советские времена официозного автора, она сидела в зале и сказала интересную вещь: «Боже мой, все научились писать музыку». Знаете, действительно, получилось, что все научились писать музыку. А если еще композитор, который ориентирован на авангардные технологии, на авангардный тип мышления и на авангардный тип композиционного мировосприятия, то для него вообще не составляет труда написать что-то технологическое, изобретательное и даже в каком-то смысле новаторское. Вот как сделано произведение – сейчас для меня малоинтересно. А вот что произведение, какой его смысл, возвращаемся ли мы к потерянным смыслам, которые в XX-м веке, особенно в XXI-м веке, в каком-то смысле размыло, в каком-то смысле даже их уничтожило? Что такое для меня вопрос музыкального смысла? Знаете, это вопрос жизни.
Вот, допустим, как я отличаю, например, акцию, перфоманс, проект от произведения, сочинения или опуса? Причем я очень много видел концертов современной музыки, где единичные акции, единичные перфомансы, единичные какие-то…
Источник: