, ждали четыре года. Неудивительно поэтому, что ажиотаж у Таганского суда напоминал Чемпионат мира по футболу: две шумные группы поддержки, несколько кордонов милиции, вся мировая пресса, давка. Во двор суда удалось пройти только первой сотне человек, затем пропускать перестали, но и из этой сотни лишь половина прорвалась с боем в зал суда. «Евреев пускаете, а нас нет!» – кричал какой-то православный дед, тыча пальцем в Самодурова, которого приставы пропустили во двор.
Из двора в здание суда пропускали только аккредитованных на процесс журналистов – простых «болельщиков» и журналистов без специально аккредитации с трудом оттесняли от дверного проема. Сделали исключение, впрочем, для лидера православных хоругвеносцев Симоновича-Никшича – этот бородач напоминал бы по своей одежде байкера (чего стоит одна только футболка с надписью «православие или смерть»), если бы не каракулевая шапка и огромный деревянный крест в руках; судебный пристав пропустил его со словами «с этим я договаривался».
Через некоторое время, впрочем, те, кто сидел в зале, стали завидовать тем, кто на улице: в небольшом помещении убрали лавки, чтобы вошло побольше людей, и народу набилось, как в вагон метро. Уже через пять минут одежду каждого можно было выжимать (тут особенно «повезло» хоругвеносцам с их черными кожаными одеждами и каракулевыми шапками), многие физически не выдерживали и выходили на улицу. Тем более, что разобрать что-то в бормотании судьи Светланы Александровой, зачитывавшей приговор себе под нос, было просто невозможно. Доносились отдельные слова: «по предварительному сговору», «половой член», «нравственные устои». Журналисты и правозащитники, собравшиеся внизу, узнавали обо всем из «Твиттера» и уже через пять минут все были в курсе: тон судьи обвинительный, осталось дождаться меры наказания. Шли часы, а судья никак не могла добраться до собственно приговора. В зал протиснулся Виктор Ерофеев, брат Андрея – до этого он на заседания никогда не ходил и не высказывался публично. Видимо, теперь, когда перед подсудимыми реально замаячили три года лишения свободы, потребованные прокуратурой, он решил-таки уделить процессу немного времени. Но и тут был очень осторожен: журналистам перед входом давать комментарий отказался, попросил дождаться вердикта.
Напряжение нарастало. Скучающие православные бабки, которых не пустили даже во двор, организовали крестный ход по соседним переулкам: выставив вперед иконы и звеня колокольчиками, они наматывали круги вокруг здания суда.
Наконец, судья огласила вердикт: 200 000 руб. штрафа для Самодурова, 150 000 руб.– для Ерофеева. Зал облегченно выдохнул. Конечно, и Самодуров и Ерофеев тут же сообщили рою журналистов, образовавшемуся вокруг них, что приговор они обжалуют, то же говорили и правозащитники, но по всем было видно: ждали худшего. Вокруг поднялся радостный шум. Какая-то девушка плакала, улыбаясь, бывших подсудимых поздравляли с цветами. «Слава богу, хоть не понадобится все это», – с улыбкой сказал Юрий Самодуров, показывая мне свою большую черную сумку. «А что там?» – спросил я. «Как что? – одежда, белье, вещи первой необходимости. Все было приготовлено».
Православные остались недовольны. Хотя еще только что они говорили между собой, что в реальный срок они не верят: «Будет штраф, как и в прошлый раз, когда Самодурова осудили, тогда еще за него Чубайс заплатил», – разъяснял один хоругвеносец другому. Чубайс для людей в майках «православие или смерть» – это враг даже, наверное, больший, чем Самодуров и Ерофеев вместе взятые. Впрочем, в их глазах они все объединены ненавистной им еврейской национальностью: слово «еврей» звучало в каждом гневном выступлении пришедших сегодня активистов «православных» организаций, а выступали они очень активно. Когда герои сегодняшнего процесса выходили из здания суда, «православные» встретили их скандированием «Позор!», но их быстро заглушили более многочисленные оппоненты своим скандированием «Свобода!». На фоне счастливых сторонников Ерофеева и Самодурова они выглядели подавленными.
И все же вряд ли результат и вправду можно назвать удачным. Власти дали понять: они будут и дальше определять сами, что выставлять в галерее можно, а что недостаточно целомудренно. И всегда найдется нужный эксперт из Института всеобщей истории, который, со ссылкой на «принципы толерантности и веротерпимости, как они были изложены Владимиром Путиным на Всемирном саммите религиозных лидеров»,обоснует все, что нужно. А затем найдется судья, который пояснит, как это сделала Светлана Александрова, что раз выставку разгромили недовольные граждане, значит, она разжигает ненависть и нарушает принципы толерантности. И что «показания свидетелей защиты были голословны, а показания свидетелей обвинения – последовательны».
Вопрос о границах дозволенного в творчестве – актуальная и интересная философская проблема, но, к сожалению, этот процесс совершенно ее не затрагивал. Здесь не было и столкновения целомудренных почвенников и свободолюбивых западников, как это иногда пытаются представить. Здесь что-то совсем другое, здесь столкновение цивилизации и варваров. Лучше всего это было проиллюстрировано на одном из прошлых заседаний суда. Тогда тоже набрался полный зал, но в основном за счет православных бабушек и прочих представителей стороны обвинения. Судья Александрова вошла в зал и ужаснулась: «Здесь же дышать невозможно!». «А вы окна откройте, будет полегче», – посоветовали бабушки.«Какие окна? Мыться надо!» – с возмущениям ответила судья и распылила в зал Eau de Parfum, дав подсудимым салфеточки, чтобы те могли прикрывать нос. Вот это, пожалуй, – и есть настоящий вердикт суда. В самом деле, что еще можно ответить заявителю Олегу Кассину, бывшему члену РНЕ, а ныне предводителю «Народного собора». Можно, конечно, пытаться рассказывать, что семантическое значение черной икры в иконном окладе – это не критика христианства, а ирония над обществом потребления, поклоняющегося материальным ценностям. Можно пытаться объяснить, что задачей выставки было исследование эволюции границ общественных табу, а не эпатирование публики словом «х*й». Можно все это разъяснять, и все это подробнейшим образом, аргументированно, последовательно разъяснялось. Но, на самом деле, правильнее просто прикрыть лицо салфеткой и попросить помыться тех, кто это позабыл сделать.