Вера принесла книжку в недавно открывшееся кафе на Брестской, где мы встретились в воскресенье, когда там обычно готовит главный редактор «самого свежего журнала о еде», это кафе придумавший (мясо местами оказалось жестковатым, но чувствовалось, что приготовлено с душой и намерением доставить радость непосредственно нам). Книжка превзошла ожидания — нужно было подержать ее в руках, чтобы убедиться, что получилось нечто действительно настоящее, о чем по презентации в интернете можно было только догадываться. Настоящее для детей и, на мой профессиональный взгляд, лучшее, что было сделано для них за многие годы (жесткости в этом мясе не было вовсе).
Есть очевидная тенденция — появляются люди, которые делают что-то не для прибыли. Одни готовят вкусную еду только для того, чтобы доставить окружающим радость, другие выпускают детские книжки, чтобы дети в этой стране могли вкусно расти и реализовываться.
— Я очень люблю хорошие детские книги. Особенно с картинками. Поэтому давно собираю букинистические издания для детей: советские, досоветские, зарубежные. Плюс мои образования довольно интересно сочетаются: я закончила МАХЛ, Московский академический художественный лицей при Российской академии художеств, а после этого Литинститут. Так что книга — невероятно интересный для меня объект со всех точек зрения. А когда свой ребенок начал подрастать, я уже более предметно включилась в розыск хороших книг. А их почти нет. Есть такое мнение у некоторых издателей, что детское можно делать абы как, родители все равно все сметут. А качество не так уж и важно, потому что детская книга будто бы товар «на неделю». Все равно ребенок испортит, поэтому можно и иллюстратора подешевле, и бумажку похуже. Ярко — и ладненько. В итоге дети растут на непрофессиональных, безвкусных книгах. Сейчас стали появляться небольшие издательства, которые делают отличные книги. Но в массе это капля. В общем, идея делать хорошие детские книги давно в голове сидела. А однажды мне в руки попал немецкий альманах XIX века. Это такая толстая, прямо с Библию толщиной, в твердой обложке книга. И в ней за весь какой-то год собрано… Чего только не собрано! Статьи о научных открытиях, фантастические рассказы, стихи, советы по домоводству, карикатуры, политические заметки, календарь праздников, еще куча всего, чего я даже и не поняла, — на пару тысяч страниц. И примерно в это же время я с дачи привезла подшивку журнала «Трамвай» — ребенку читать.
— В моем детстве был альманах «Звездочка» — толстый ежегодник, нам с братом его надолго хватало. И еще в деревне у бабушки обнаружились подшивки журналов «Пионер» и «Костер», и я в пределах пионерского возраста успел все это прошерстить. Как бы Довлатов ни ругал советскую детскую периодику, но на «Вино из одуванчиков» Брэдбери я именно там наткнулся.
— Советская периодика была очень качественной. Понятно, что специфика там была своя, но это совершенно не мешало реализовываться в ней отличным авторам и художникам. И именно разнообразием хочется поразить умы современных детей — показать им мир с самых неожиданных сторон. “Батискаф…” — это, конечно, новое, но и давно забытое старое. Потому что идея собрать внутри одного издания много разного, конечно, не нами рождена.
— «Не выпить ли нам чайку?» — это фраза-символ «дорогой редакции» альманаха. Той самой, которая состоит из поэта Сергеича, Кюхельбекера, Банки Варенья и Тринадцатой страницы. И в настоящей редакции мы эту фразу произносим, наверное, тысячу раз за день, и все самые сложные задачи и проблемы вселенной меркнут перед ней. Еще она о том, что любые путешествия и приключения можно прожить на собственной кухне с чашкой чая в руке. Сначала мы думали, что это просто будет лейтмотивом «дорогой редакции», а потом нам в «великой канцелярии» по печатным изданиям не утвердили название «Батискаф», потому что уже есть такой альманах. Ну и самым естественным образом чаек интегрировался в название. Очень удачно в результате внешних ограничений возникло название как у настоящих приключенческих книжек типа «Джонатан Сосискин, или Необычайные приключения в стране Бормотали».
Питье чая — это, вообще, что-то такое нам, русско-советским людям, понятное, все делается под чаек с вареньем: общение, слезы, смех, книжки читаются, кино смотрится, работа работается.
— Мы сразу решили, что в нашем альманахе будут действовать постоянные вымышленные герои — «дорогая редакция». На страницах первого выпуска они уже действуют, комментируют тексты, вылезают из картинок в самых неожиданных местах.
А на самом деле это постоянные участники настоящей редакции — я и художественный редактор Игорь Мустаев. Он отвечает за визуальную составляющую — иллюстраторов, верстку, шрифты, а я делаю все остальное. Ну и конечно, мы вместе придумываем разные веселые штуки.
Художники, с которыми мы работаем, очень разные, живут повсюду. Новосибирск, Украина, Италия, Германия, Москва… Наверное, поиск интересных художников и авторов — самая важная часть работы. Мне кажется, я все свободное время трачу на бесконечное копание в интернете.
— В СССР иллюстраторы (тогда — художники книги) жили припеваючи. На все были твердые расценки: поставить знак издательства на авантитул, например, если мне память не изменяет, стоило 15 рублей. И это была самая дешевая операция. С тех пор, мне казалось, дети обречены, потому что у художников тоже есть дети, которых нужно кормить, а по-честному рисовать достойные вещи за деньги, которые стали платить «новые издатели», было просто невозможно. Ваш альманах оказался неожиданностью. Неужели ситуация снова изменилась? Как вам удается увлекать художников сотрудничеством?
— Школа советской иллюстрированной книги была очень сильной. Над детскими книгами работали мастера невероятного уровня. Лебедев, Конашевич, Каневский… Они создавали шедевры с точки зрения книги как объекта направленного искусства. Да, времени на работу у них было больше — мельтешения было поменьше, не было страха, что в следующем месяце нечем будет платить за квартиру. Настоящий трэш начался в девяностые, после развала Союза. Ну а где он не начался? Постсоветские кинематограф, музыка, реклама — это же американский гимн, спетый Васильпетровичем Мариванне по телефону. То же и с книгами. Издатели опробовали на вкус рыночную экономику, закусывая ее первыми версиями фотошопа. В массе своей они и сейчас делают не книги, а печатную продукцию. Собственно, мне не совсем понятно, зачем тратить свою жизнь именно на книги, если твоя цель — заработать денег. Есть масса других товаров и услуг, которые вполне эффективно производятся и продаются без всяких душевных затрат. А книга — это все-таки объект искусства, здесь без души трудно обойтись. Хотя и без денег не обойтись тоже.
Мы оплачиваем труд тех, кто работает над альманахом. Это авторы, художники, верстальщик, каллиграф, редактор, корректор. Кроме того, есть еще платежи, касающиеся авторских прав. В совокупности на сто полос текста и иллюстраций, оформленных и написанных десятками разных людей, выходит более чем приличная сумма, которая, в свою очередь, существенно влияет на себестоимость издания и впоследствии на розничную цену. Но я, как этакий «относительный» бизнесмен, не буду урезать расходы на гонорары. Наоборот — я планирую повышать их. Логика такова: я хочу сделать очень хорошее, интересное, профессиональное со всех точек зрения периодическое издание для детей, поэтому я обращаюсь к лучшим специалистам своего дела. И лучшие не обязательно известные и дорогие. Вовсе нет! Есть неизвестные, но подающие надежды. Но вот что было для меня сюрпризом: все они не хотят много! Чаще всего они хотят куда меньше, чем за свою работу хочет менеджер среднего звена или юрист. И видя полную адекватность их запросов, я хочу платить им за работу столько, сколько они просят.
С одной стороны, людям интересно с нами работать — я получаю огромное количество портфолио и текстов! С другой — многие с пониманием отнеслись к тому, что мы только-только встаем на ноги. С третьей — с нами работает много моих старых друзей и коллег. У меня большой кредит доверия от этих людей. За что им нечеловеческое спасибо. Как минимум этот кредит мне нужно оправдать. Мы будем увеличивать тиражи, будем думать, как эффективнее тратить и как больше зарабатывать. Но мы не будем экономить на качестве. Судя по откликам, читатели получили именно то, что нужно, то, чего не хватало. Цена складывается из себестоимости и очень маленькой, необходимой для дальнейшей работы наценки. Когда я называю процент наценки, умные люди по-отечески так улыбаются. Но это та цена, при которой мы через несколько тиражей должны выйти на окупаемость.
— Совершенно очевидно, что вы делаете нечто настоящее, то, во что вкладывают душу. А это уже искусство. И ваше искусство тем не менее сопряжено с коммерцией, логистикой и так далее. Вам же, мне кажется, коммерческий директор нужен с опытом.
— Да, пока приходится и тиражи самой развозить. Это ничего, даже интересно. Хотя ты совершенно прав: постоянно из редактора в менеджера оборачиваться очень тяжело. Это такие два больших и разных процесса: делать новое и продавать существующее. Но я понимаю, что на начальном этапе это необходимо. Постепенно будет проще. А когда выйдем на самоокупаемость, то, конечно, появится больше людей, на которых можно будет переложить часть работы. Одно могу сказать: в работе швецом, жнецом и прочим для меня есть несколько больших плюсов. Во-первых, это возможность самой понять, как устроено то дело, в которое я погрузилась, понять с самого первого гвоздика и со всех возможных сторон. Я считаю, что именно на начальном этапе это очень важно — в силу нетривиального формата издания у нас и многие бизнес-процессы нетривиально выстраиваются. Ведь очень много вещей, проектов, процессов делается так или иначе только потому, что так принято или так делалось раньше. Бывает, что это хорошо. Но очень часто это влечет за собой бездумное повторение чужих ошибок или атавистичных идей. Шкловский ввел в литературоведение термин «остранение». Это прием, когда писатель смотрит на вещь, делая вид, что он видит ее в первый раз. Вместо «он смотрел телевизор», он пишет «он смотрел на большой ящик, передняя стенка которого была сделана из стекла и по ней — невероятно! — перемещались люди так, будто это фотографии ожили и научились издавать звуки». Такой взгляд очень полезен в любом деле. Он позволяет избавиться от привычной семантики, связанной с названием предмета, а не с его истинной сущностью.
Так вот, мне нравится изобретать велосипед. И я подвергаю сомнению любой мало-мальски значимый вопрос. От того, какие должны быть иллюстрации до «кому продавать», «за сколько продавать», «где продавать». Разве хороший коммерческий директор позволит мне такое безобразие? Думаю, что нет.
— Что сейчас происходит с детскими авторами? Вот вы Марка Твена включили в альманах, еще Одоевского — это не из-за недостатка современных авторов?
— Ну нет. Придумать проект, а потом ставить заплатки из классиков только потому, что в нашей исторической реальности нет хороших авторов, было бы странно. Тем более что хорошие авторы есть. Марк Твен с Одоевским появились, потому что сразу было задумано, что мы будем публиковать классиков наравне с современными авторами. Наша редакционная задача — сделать срез хороших текстов, как современных, так и из прошлого. Показать, что «чтение» и «литература» — это не только названия школьных предметов. Именно поэтому даже если мы и будем касаться авторов, которых в школе изучают, то непременно с какой-то совсем другой стороны. Кстати, у нашего персонажа, великого русского поэта Сергеича, примерно та же история: для нас очевидно, что Пушкин — великий русский… человек литературы. Но ведь его ластиками уже до дыр затерли! Редко у кого есть свое личное понимание Пушкина. Пушкин — это «наше всё» и «великий русский поэт». И за этими словами нет никакого смысла, это просто устоявшиеся выражения, символы знаковой системы. А мы хотим, чтобы дети через нашего персонажа на Пушкина совсем по-другому посмотрели и по-другому его почитали. И вот наши, батискафные, классики — это всегда нетривиальные классики, не те, что в школе, совсем другие. С другой же стороны — современные писатели. Меня все время спрашивают: вот как же ты, находясь внутри литературного процесса, сможешь оценить современных авторов, тем более держа в голове, что они будут у тебя стоять вместе с уже давно признанными корифеями от литературы? Но я ищу интересное, забавное, эмоциональное, глубокое, захватывающее, даже, может быть, раздражающее. То есть я по другим критериям оцениваю произведения, которые приходят на мой электронный адрес. Конечно, я, как главный редактор, очень надеюсь, что моя внутренняя система фильтрации достаточно сильна для того, чтобы не пропустить для публикации в альманахе плохого, неумного, непрофессионального. Ну и конечно, «Батискаф…» — это не только мой авторский проект, потому что я обязательно подключаю литредактора, и тексты часто через его, какой-то совсем иной, фильтр не проходят, и я соглашаюсь, порой даже не спрашивая, почему нет. Скорее, я спрошу, почему да. А если нет, значит, нет — и точка. Он профессионал, и я доверяю ему.
Ты очень ошибаешься, если думаешь, что сейчас нет хороших литераторов. Есть! И писатели, и переводчики, и поэты. Марина Бородицкая, Артур Гиваргизов, Игорь Жуков, Михаил Яснов, Игорь Лагерев… Евгения Канищева — прекрасный переводчик, только что вышла в ее переводе книжка Элейны Конигсбург «Из архива миссис Базиль Э. Франквайлер, самого запутанного в мире» — роман о двенадцатилетней девочке, которая сбежала из дома и тайно прожила несколько дней в музее «Метрополитен». Невероятно захватывающий роман. Свен Нурдквист, норвежский писатель и иллюстратор. Я уверена, что мой сын будет помнить его книги про Петсона и Финдуса так же хорошо, как я помню истории про Муми-тролля. А Ольга Кувыкина и ее книжка «Письма насекомых»? Это прямо-таки знаковая книга. Множество нынешних детей будут читать именно ее, а не «Приключения Карика и Вали». Это я сейчас надергала имен безо всякой системы, не углубляясь в вопрос. Просто взглянула на книжную полку в комнате сына. Так что все далеко не так мрачно — хорошего много! Нужно только научиться доносить это до читателей, скорее, с этим у нас проблема.