КИНЕМАТОГРАФИЧЕСКИЕ скандалы – дело обычное. Театральные – редкое. А музейные – как говорят военные, точечные. То есть в творческом коллективе все случается. Но сора из избы никто не выносит. А тут сотрудники Всероссийского музея декоративно-прикладного и народного искусства обратились к министру культуры РФ Александру Авдееву с официальной бумагой, суть которой – конфликт между коллективом и администрацией музея (сам текст письма был размещен на сайте museum.ru).
Маргарита Баржанова, директор Всероссийского музея декоративно-прикладного и народного искусства, кандидат экономических наук: – В Советском Союзе действовала простая схема: музей подавал в Министерство культуры смету, ее утверждали, и музею спускали деньги. Все выставки курировал идеологический отдел ЦК КПСС. В школы, вузы, профсоюзы спускали разнарядку, где указывали численность, время коллективных экскурсий в музей.
Но мы живем сегодня в совершенно иной стране. И те вопросы, претензии и письмо в Министерство культуры РФ – это естественный переход от старого к новому. И это не межличностный конфликт. Это конфликт тех изменений, которые происходят в нашей стране в отрасли культуры, в жизни. И все это отражено в 83-м федеральном законе.
Хорош он или плох, но его надо исполнять. Не выходить из музейного бюджета. И я, как руководитель, должна исполнять законы и соблюдать бюджет.
Да, у нас с 27 декабря (на два месяца) три музейных корпуса общей площадью около 1500 квадратных метров, где располагались отдел реставрации, детский центр и библиотека музея народного искусства, опечатаны по распоряжению Госпожнадзора. Тут косметическим ремонтом не обойтись, нужно капитальное строительство, которое потребует больших финансовых затрат. Министерство культуры РФ обещало выделить нашему музею 107 миллионов рублей на устранение этой проблемы в нынешнем году.
В письме, направленном в Министерство культуры РФ, шла речь и об увольнениях. И я понимаю людей.
Потому что зарплата у нас за время моего руководства заметно выросла. Средняя зарплата – 18 тысяч (была семь с половиной). У сотрудников детского центра она поднялась с 7800 до 25 000, у реставраторов выросла до 36 000. Поэтому вполне естественно, что такую достойно оплачиваемую работу в столице люди бояться потерять.
Задача творческого коллектива подавать идеи. Например, я предложила создать на территории нашего музея «Музей российской еды». И еще «Музей моды».
Наши запасники позволяют сделать подобный проект реальностью. Но у нашего музея есть проблема с площадями. В главном корпусе давно гостят «квартиранты» – 1300 кв. метров занимают представители филиала Музея современной истории (он носит название «Обретая свободу»).
– Вовсе не 83-й закон определяет суть конфликта, который возник у коллектива с директором. Он всего лишь аккумулировал ситуацию и, возможно, ее прояснил для многих сотрудников.
Мы живем в условиях рыночной экономики с 1991 года. И ситуация в то время была настолько жесткая для бюджетных организаций, и в частности организаций культуры, что никакой 83-й закон ее вряд ли смог смоделировать.
Суть конфликта, который сейчас в музее развивается, лежит в сфере профессиональной. Потому что именно жизнь в рыночных условиях – достаточно жесткая жизнь. Не только перед коллективом, но и перед руководителем ставит очень конкретные и зачастую весьма жесткие задачи. И надо уметь или соответствовать этим задачам, или не находиться в том кресле, в котором ты находишься. Потому что одно дело декларировать рыночную форму мышления. А другое дело – мыслить по-рыночному, особенно в столь непростой, сложной, деликатной сфере, как культура и искусство.
В чем суть разногласий? Тот продукт, который мы можем предложить обществу, это не продукт первой необходимости. И человек захочет его получить только тогда, когда ему это полезно, нужно, интересно и необходимо. И вот создать эту ситуацию востребованности в сфере культуры и, в частности, музейного дела совершенно непросто.
Директор предлагает открыть ресторан, магазин, чтобы иметь внебюджетные средства. Но мировая музейная практика уже доказала: некая коммерческая деятельность не способна обеспечить самоокупаемость любого музейного учреждения. А что могут принести внебюджетные средства? Детский центр, реставрационный отдел.
А учитывая, что произошло с Центром Грабаря, наши возможности выполнять музейные заказы для коллег из регионов значительно расширяются. Но закрывается наш отдел реставрации. Убирается подразделение выставочной работы, который, собственно, формирует и аккумулирует выставочную политику.
А людей руководство музея просто выдавливает либо на половину ставки, либо на аккордный договор, как в случае с фондовыми реставраторами.
Далее. Наша постоянная экспозиция сократилась на 700 метров. Полностью пропал раздел XX века – брендовая часть музейной коллекции. Количество выставок сократилось в три раза (про качественную составляющую я лучше умолчу). Потому что наше мнение по поводу выставок не интересно директору. Нам говорят: давайте ваши предложения.
Предлагаем. На уровне предложений они и остаются. А те приоритеты, которые выставляет администрация, у нас вызывают вопросы.
Мы не случайно обратились в Министерство культуры РФ, поскольку это наш учредитель. И в конечном итоге оно несет ответственность за музей. А мы – коллектив музея – будем обращаться к учредителю до тех пор, пока ситуация не разрешится.
Этот дом-дворец, который мы всегда называем просто усадьбой Остермана на Делегатской улице, был возведен одним из учеников великого Матвея Казакова в XVIII веке.
За свою долгую жизнь он успел сменить многих хозяев: был и дворянской усадьбой, и московской семинарией. Даже Советом министров РСФСР. Этот год – юбилейный.
Ровно 30 лет минуло, как в этих стенах прописался Всероссийский музей декоративно-прикладного и народного искусства. Какой будет следующая глава у дома Остермана? И суждено ли ей быть?
При перепечатке данной статьи или ее цитировании ссылка: Газета «Вечерняя Москва» — Точка или многоточие? на первоисточник обязательна.