Киев – незнакомый город, я был здесь проездом в 1992 году и провел всего одну ночь в казино гостиницы «Москва»: единственном месте в городе, где кто-то бодрствовал, ел и пил. Столица возникшего недавно государства спала зверским советским сном. Теперь решил поехать в Киев, чтобы посмотреть на Майдан – пока новая власть его не свернула.
В Борисполе предъявляю российский паспорт – проверяю, правда ли, что одиноких россиян мужского пола задерживают, или это московская выдумка. Говорят, что всех русских, способных держать автомат, в Киев не пускают вообще. На паспортном контроле меня разворачивают, оказываюсь в компании таких же одиноких подданных Путина: своей участи дожидаются тщедушный юноша в спортивных штанах и угрюмый толстяк с барсеткой. Наши судьбы решает пограничник лет 19. Объясняю, что хочу встретиться с кандидатами в президенты Украины. «А с кем?» – «С Тимошенко, Порошенко, Ярошем». Такие высоты производят на парня впечатление, но он все равно задает стандартный вопрос: «А сколько у вас денег?»: видимо, есть инструкция ловить экстремистов-нищебродов, «ватников», как их теперь называют. Денег достаточно, и меня, а также юношу и барсетку пропускают, всё заняло минут 10 и прошло на удивление безобидно.
Водитель-патриот с украинским флагом на машине, словно у посла, везет меня в гостиницу. «Я бы вообще никого не пускал», – отзывается он на мой рассказ о проверке. Собирается голосовать за Гриценко. Суровый полковник Гриценко тут же с билборда обещает навести порядок. На соседнем – черном, как ночь, билборде – обличают аэропорт Борисполь: «У нас плохое обслуживание, зато нет конкуренции». Кто и зачем это вывесил, водитель не знает, но показывает другой плакат из той же антибориспольской серии: разрезанный золотой батон, самолетик и надпись «Продолжаем кормить семью». Разоблачения прежнего режима теряются в предвыборной агитации, больше всего билбордов партии «Правая воля», идущей на выборы в Киевсовет (говорят, что, это модификация Партии регионов). Портреты кандидата в мэры Пузанова чередуются с портретами кандидата Доброскока. Над плакатами Михаила Добкина потрудились вандалы, замазали его рот черным: видимо, швыряли бомбочки с краской, как Сальвадор Дали в Дон Кихота.
Единственная возможность доехать до «Украины» – сверху, по Институтской улице, где в феврале шли бои. Внизу – Майдан, перекрыто. Наверху тоже стоит баррикада, но ополченцы пропускают нас без вопросов, помог флаг на машине.
«Украина» – это та самая гостиница «Москва», в казино которой я провел тяжкую ночь летом 1992 года. За 20 лет почти ничего не изменилось, те же хмурые коридоры и хрустальные люстры. Правда, теперь тут живут заграничные репортеры, прибывшие на российско-украинскую войну, для них устроен «кризисный медиацентр», так что неповоротливый советский ампир осквернен багдадско-кабульской суетой. Вижу окруженного телекамерами Сергея Тигипко: социологи говорят, что он стал популярнее Тимошенко и вытеснит ее на третье место. Много людей в камуфляже – в основном ветеранского вида – видимо, это ополченцы, которые то ли охраняют гостиницу от Майдана, то ли следят, чтобы сюда не проникли снайперы Януковича: говорят, что на верхних этажах они и засели в феврале.
Меня предупреждали, что Киев – город с травмированной психикой, еще не выздоровевший после войны. Это заметно в торговом центре «Глобус», стеклянный купол которого загораживает вид со ступеней «Украины» на Майдан. Тут все как-то неврастенически съежилось, и торговля не идет. По подземному переходу с граффити «Крим наш!» выхожу на Майдан прямо к штабу киевского отделения «Правого сектора», у входа – ящик для сбора пожертвований на харчи и курево и маленький мемориал Сашко Билого.
Майдан – это и средневековая деревня, и военный лагерь, и произведение искусства, но прежде всего – огромное кладбище с цветами, венками, портретами, свечами и даже мраморными надгробными плитами. Спаленный Дом профсоюзов альпинисты расписали кровавыми (точнее, розовыми) пятнами в память о Небесной сотне. В центре площади – два тотемных столба: Монумент Независимости и покрытый плакатами каркас новогодней елки Януковича. Огромного портрета Тимошенко больше нет. С другой стороны Крещатика на елку печально взирает Степан Бандера. Здесь же торгуют революционными сувенирами. Покупаю магнит «Ляшко с вилами», кружку «Путин ПНХ», черно-красную ленточку ОУН.
Сразу за Майданом начинаются нетронутые революцией кварталы. По Софийской улице иду к генералу Николаю Маломужу, бывшему главе внешней разведки, теперь безнадежно баллотирующемуся в президенты. Он рассказывает много интересного – в частности, как подстрелили мэра Харькова Кернеса. Будто бы существовал московский план мгновенно отделить юго-восток, поднять большое восстание, Кернес испугался, и по дороге на сходку, где этот вопрос должен был решаться, его поджидал донецкий киллер.
Генерал недоволен беспорядком на Майдане, говорит, что до сих пор захвачены без всяких оснований офис «Киевстара» и прочих контор, а в гостинице «Днiпро» сидит окруженный автоматчиками Ярош и пугает постояльцев. «Правый сектор», по мнению генерала, придуман в Кремле. Януковичу нужен был предлог для разгона Майдана, и в Москве решили радикализовать протест, чтобы подавить его силой. Если это так, то план сыграл против Кремля. Не будь такого яростного сопротивления (незабываемый человек с цепью, хлеставший охрану администрации президента, словно в гонконгском боевике), Янукович начальствовал бы до сих пор.
Мне на Майдане нравится как раз то, что раздражает генерала Маломужа – хаос, анархия, разрушение буржуазной городской среды. Все лучшие произведения революции собраны теперь на выставке «Искусство Майдана» в венском Кунстлерхаусе. Перформанс Маркияна Мацеха, игравшего Шопена на жовто-блакитном пианино перед рядами «Беркута», хроника дадаистической акции по закидыванию того же «Беркута» плюшевыми игрушками, стояние напротив ряда спецназовцев с зеркалами, на которых написано «Неужели это я?». В Вену привезли и великолепный скарб Майдана: автомобильные покрышки, ржавые печки, самодельное оружие, архаические наряды ополченцев, словно позаимствованные из костюмерной фильма «Трудно быть Богом». Величественное хулиганство – лучшая часть революции, и начальник (Кличко?), который решитМайдан убрать, совершит преступление против красоты. Майский Крещатик – произведение искусства, его можно целиком – с баррикадами, палатками и живущими в них людьми – переносить на венецианскую биеннале или в парк выставки «Документа» в Касселе.
Словно подслушав мои мысли, ко мне обращается мужик в камуфляже и начинает ругать кровавые пятна на сгоревшем Доме профсоюзов: «Идиоты! Ну скажите, что они тут намалевали? Зачем?» Не вступаю в спор, дабы не пугать его словом «инсталляция», произнесенным с москальским акцентом.
Еду в студию Савика Шустера. Сегодня к нему в эфир должен прийти Ярош, которого я хочу спросить, действительно ли он на своей машине вывез (по просьбе Израиля!) еврейскую семью из Краматорска. Я тоже договаривался с Ярошем об интервью, но в последний момент его отменили. Говорят, это обычная история: Ярош не любит никому ничего объяснять; подозреваю, что просто боится что-то не то ляпнуть. Вот и к Савику он тоже не приходит. Вместо него королем вечера становится златоуст из Донецка, депутат от Партии регионов Николай Левченко. Начинает эфир по скайпу блогер из Луганска Иванов, без экивоков объявляющий, что кандидат Путина на президентских выборах Олег Царев – алкоголик. Но Левченко непробиваем: стрекочет, как Цицерон. На него наползает облако ненависти. Слышу шепот звукорежиссера: «У**ывай в Москву». Говорят, что сегодня донбасский патриот Левченко вывез свою семью из Донецка. В студии тоже все раскалены, как утюг, но эфир заканчивается, спорщики мгновенно остывают и добродушно пожимают друг другу руки.
За кулисами говорим о том, что занимает нас гораздо больше, чем бои в нищем Славянске: выдал ли Фирташ американцам тайные счета Путина. Приходим к выводу, что выдал, но и без него все было известно.
Возвращаюсь в «Украину» за полночь. На этот раз на баррикаде не так благодушны и требуют открыть багажник. В телефонной будке с надписью «ПТН ПНХ ХЛО» спит ополченец. Несмотря на полувоенную суровость, в ночном Киеве нет темного московского угара, наркотического ощущения, что может произойти что угодно.
Единственный фрагмент Майдана, который виден с моего балкона, словно создан для российского телевидения: за деревьями сияет новенькая черно-красная вывеска «Правого сектора». Отправляюсь гулять по Крещатику, разглядываю граффити, плакаты, прилавки. Здесь продается серая, как жизнь в Луганске, туалетная бумага с портретом Януковича и коврик с надписью «Вытирайте ноги»: в одном варианте из буквы О выглядывает Янукович, в другом – гибридный Путлер.
Крещатик мог бы оказаться Ленинградским проспектом в Москве или Московским проспектом в Петербурге: та же грузная советская архитектура и такие же люди: крепкие девицы и пацанчики. Россия, сдвинутая куда-то вбок всего на пару градусов, но этот сдвигнеобычаен: возникла иная страна, восставшая против мертвого советского мира. Дух захватывает от того, что недалеко от Москвы существует город, на главной площади которого висит плакат: «Любим русских, презираем Путина». Взрыв Майдана похож сразу на все русские революции – тут и Кровавое воскресенье, и штурм Зимнего дворца, и крах СССР, и пожар 1993 года.
Обрывки разговоров на улице, диалоги из соцреалистической пьесы или романа Сорокина. «Вся беда в том, что закон о местном самоуправлении устарел», – сообщает одна взбудораженная тетка другой. «А какова позиция низовых ячеек профсоюза?» – спрашивает товарища мужик в пиджаке. «Слава Украине!» – «Героям слава!» – прощаются старушки на Малой Житомирской. На фоне баррикады из покрышек несколько человек задирают руки и делают непостижимые пассы. Сперва думаю, что проходит революционный перформанс, но оказывается, что это агитация секты Фалуньгун. Тщедушный человек в камуфляже раздает третий номер газеты «Правый сектор». На первой полосе пишут, что Сектор продолжает борьбу с нелегальными игровыми автоматами, а в Николаеве прервали гастроли Олега Царева (на снимке он открыл рот и держится за щеку): «Кремлiвського виродка Царьова закидали яйцями, а також провели з ним физично-роз’яснювальну роботу». Остальные три полосы заняты идеологическими документами необычайной скучности, вся уткоречь позаимствована у ненавистных коммунистов.
Под жовто-блакитной обмоткой ЦУМа, купленного Ринатом Ахметовым, проступают, точно «мене, текел, фарес», гигантские буквы – «Ринат, ты предал Донбасс или продал?», «Путин х**ло» и т.п. На заборе распотрошенного здания – хаос дацзыбао. Достаточно 5 минут пройтисьпо Крещатику, чтобы понять, как катастрофично проиграла Россия, когда поддержала не революцию, а Януковича и Пшонку. Это был лузерский выбор, и расплачиваться за него придется путинским внукам и правнукам.
На улице Грушевского за баррикадами – книжный магазин. На витрине – Пруст, Беккет и Сен-Жон Перс в украинских переводах: вряд ли такая антинародная выкладка возможна в магазине «Москва» на Тверской. Внутри так темно, так много книг и так мало покупателей, что я, полистав сочинение Антона Мухарского «Жлобология» и биографию генерала Григоренко, выхожу к стадиону «Динамо» и смотрю, как самоотверженный парень в камуфляже пытается установить на баррикаде украинский флаг, а ветер его гнет и валит.
В «кризисном медиацентре» выступает один из начальников ополчения, обещает покарать сепаратистов. Поддержать его в зал приходят боевые товарищи в камуфляже, и все это похоже на московский октябрь 1993 года. Киев погружен в такую же депрессию, что и Москва после расстрела Белого дома. Нью-йоркские друзья рассказывали мне, как после 11 сентября рушились семьи, вполне вменяемые люди вступали в бредовые секты, бросали удобную работу и отправлялись в Азию и Африку на поиски приключений, а особо чувствительные меняли сексуальную ориентацию.
К бюллетеню «Правого сектора» в моей коллекции добавляется донецкая газета «По-горняцки» с проклятиями в адрес «кремлевского маразматика» и рассказами об ужасах сепаратизма: «Бал в Славянске правят чеченские и рязанские бородачи-оккупанты». Разговариваю в кафе «Украины» с шахтерским лидером и думаю о своей бабушке, которая родилась в Луганске. В прошлом году я обратился в сообщество луганских краеведов с просьбой узнать, что случилось с домом, где до войны жила ее семья. Оказалось, что и дом на месте, и за 90 лет на этой несчастной улице ничего не изменилось. Помог мне неизвестный энтузиаст – мгновенно отозвался, отыскал дом, прислал фотографии. Я заглянул в его профиль и к своему ужасу обнаружил красные флаги, портреты Сталина и прочую дрянь. Но черт знает, если бы я вырос в Луганске, может быть, я бы тоже поклонялся Берии и захватывал здание СБУ?
С арт-критиком Константином Дорошенко обсуждаем провалившуюся идею бойкота выставки «Манифеста»в Питере: бюджетные миллионы оказались соблазнительней международной солидарности. К тому же многие левые художники (даже моя любимая группа «Война» – вот стыд и срам!) поддержали Путина. На самом деле «Манифесту» следовало бы провести прямо тут, на Майдане. Сейчас это лучшая галерея в Европе и к тому же – как любое поле битвы – место, наполненное оккультной энергией. Разговариваю с киевским мистиком, который рассказывает, что Юлия Тимошенко увлечена магией. Ее пиарщиком трудился кроулианец, объявивший в интервью, что «хаос является живительной силой, из которой возникает всё». Это святая правда. Жаль, если хаос в Киеве усмирят и оккультный ток Майдана иссякнет.
Открывается Каннский фестиваль, и утром в пустом и окостеневшем ресторане гостиницы «Украина» (почему никто не завтракает? не в этом ли зале в феврале прятались снайперы?) телевизор рассказывает о «Майдане» Сергея Лозницы и украинском фильме «Племя», все персонажи которого говорят на языке глухих. Каха Бендукидзе, который теперь консультирует правительство Яценюка, говорит, что Украине нужно рвать культурные связи с Россией. Лучше бы русская культура порвала связи с министерством культуры Мединского.
Мой день посвящен Януковичу. На выставку «Кодекс Межигорья» в Национальный художественный музей свезли артефакты из поместья беглого президента и 44 предмета из разграбленного дома прокурора Пшонки. Ничего интересного нет, две-три ценных иконы, дурацкие картинки, один Айвазовский, подарки вассалов, много охотничьей лабуды (как и все негодяи, Янукович любил убивать зверей), словно свезли обстановку из шотландской гостиницы: никчемные лесные пейзажи и ружья. Посетительницы поправляют прическу у трюмо любовницы Януковича Любови Полежай (говорят, что она не в Ростове с милым другом, а прячется в Эмиратах). Кураторы объясняют, что Янукович, объявивший «Государство – это я», лишил себя права на частную жизнь. Это верно, но все равно смотреть на его убогое барахло неприятно. Арт…
Источник: