Известно, каким Николай Акимов был блистательным мастером театрального плаката. Плакаты его останавливали, заставляли улыбаться, думать и, что особенно примечательно, выражали с поразительной пластической ясностью самую суть его режиссерских и оформительских работ. Однажды А. Н. Афиногенов, глядя на акимовский плакат, выпущенный к постановке «Страха», сказал с нескрываемым удовольствием: «Вот и весь мой замысел!» Последняя в слове «страх» буква невероятно выросла на плакате и размашистым, гневным разбегом перечеркнула само понятие — ненавистное людям и унижающее их. Мысль, ради которой был поставлен спектакль, ворвалась в плакат и резким художническим штрихом заявила о себе. Все то же неодолимое стремление быть понятым, завоевать зрительское согласие, во что бы то ни сталоубедить будоражило акимовское воображение, придавало последовательный характер всей творческой деятельности Акимова. («Акимов и время», С. Л. Цимбал.)
Из всех видов городской уличной рекламы меня больше всего интересует театральный плакат.
История этого искусства, развивающегося в Европе уже третье столетие, показала, что оно часто падает, переставая быть искусством, но периодами расцветает, занимая почетное место в музеях изобразительного искусства. Вспомним о Тулуз-Лотреке, о Валентине Серове, о великолепных плакатах Центрального театра кукол под руководством С. Образцова, о ряде современных мастеров в Польше, во Франции.
На мой взгляд, удачный театральный плакат может сообщить зрителям гораздо больше, чем рекламная информация. Когда плакат сделан художником — автором оформления спектакля (к чему я постоянно призываю молодых художников и своих учеников), он может стать самым первым этапом экспозиции спектакля, доносящим до публики идею спектакля, его жанр, стиль сценического решения — и все это образными средствами изобразительного искусства. В этом случае известная формула «спектакль начинается с вешалки» — заменяется более выгодной: «спектакль начинается с плаката». Ведь прежде чем попасть к вешалке, нужно еще захотеть пойти в театр, а это желание нередко может быть подсказано удачным плакатом.
Многие наши крупнейшие театры вооружились доктриной о неприличии для них художественного плаката как несолидного средства рекламы.
Но у каждого театра свое лицо, своя творческая программа, и я не собираюсь в данном случае навязывать свою точку зрения!
Хочу только добавить, что быстротекущее и скоропортящееся театральное искусство не до конца еще исчерпало возможности своего исторического фиксирования. А в этом очень важном для будущих поколений деле удачный и талантливый плакат может сделать много.
Культура и расцвет искусства театрального плаката — начинание в равной степени увлекательное и для творческой жизни наших театров, и для городских архитекторов. И, самое главное, для приобщения к театру широких контингентов зрителей.
Фрагменты публикации журнала «Театр» № 12, декабрь 1988 года.
Театральный плакат — первое, с чем встречается зритель. Плакат является своеобразной обложкой спектакля. Спектакль без плаката — будто собранная книга без обложки.
Москва — театральная столица не только по номинальному статусу. Здесь живут и работают профессиональные художники самых разных специализаций. При всем том Москва — не плакатный город, хотя в самое последнее время положение меняется к лучшему. Может быть, столица бедна театральными плакатистами? Тоже нет.
Журнал публикует работы московских художников: А. Брусиловского. И. Четверткова, И. Майстровского, Е. Добровинского.
Анатолий Брусиловский — художник, известный и в станковой графике, и в книжной иллюстрации (например, к Эразму Роттердамскому), и в кино (вспомним фильм «Наш марш», едва ли не первый опыт полиэкрана).
— Вы никогда не были плакатистом-профессионалом. Вы и не сценограф, не человек театра. И вдруг — театральный плакат. Чем вызван этот интерес?
А. Брусиловский. В свое время я обращался к театру и профессионально и, работая как художник в кино, выступал в несколько нетрадиционном качестве, близком именно сценографии… Главное, впрочем, в другом. Да, я не случайно взялся за большой заказ в области театрального плаката, и вполне сознательно пытаюсь идти в этой работе против течения. Мне хотелось заявить о совершенно иной роли художника-плакатиста в театре, раскрыть его возможности как абсолютно суверенного творца. Плакатист — полноценный «автор» театра со своим особым языком, равновеликим любому другому. Театр оперирует набором самых разнообразных профессиональных палитр, и среди них плакат должен занять достойное и законное место.
А. Б. Прежде всего — независимое. Надо, наконец, вернуться к тому, что плакат — самоценное произведение искусства, что плакатист создает — в идеале, конечно! — именно свое произведение, синтезирующее предшествующую работу многих над спектаклем, и дает в конце концов еще одну его версию — это ли не достойная цель?
— Самоценное произведение — кто станет спорить. Но ведь и прикладное, пошедшеев услужение к театру…
А. Б. Нет! Функции рекламного агента меня решительно не устраивают! Быть только зазывалой — отказываюсь. Вот конкретная работа — что мне предложено «рекламировать»? Боже мой! «Летучую мышь», «Сильву», «Мистера Икс»… То есть вещи не просто известные, но затверженные многими поколениями. Рекламировать их бессмысленно. Тогда что же — рекламировать театр? Заранее ясно, что в тысячу первый раз приехал в город театр, который в тысячу первый раз покажет разработку темы, всем хорошо знакомой. Оповещать — нужно, но это как бы попутно. Для этого необязательно рисовать оригинальные плакаты! Достаточно повесить «объявление», набранное типографским шрифтом, — так обычно и делается. Где же золотая середина: между зазывалой-рекламистом и самостоятельным художником? Хочется не иллюстрировать театральную версию «Летучей мыши», а представить свое прочтение этой банально-бессмертной вещи, свое отношение к ней человека, знающего историю данного жанра и многое помимо него…
— По вашим плакатам это отношение весьма ироническое…
А. Б. А как еще я, человек конца XX века, могу относиться к «Летучей мыши»? Все это воспринимаешь как нечто невероятно калейдоскопическое и ностальгически прекрасное: старая Вена, графы, графини… Ну как к этому отнестись? Разумеется иронически! Я и пытаюсь сделать плакаты откровенно развлекательно-занимательными.
— Но ваша манера может кому-то показаться, скажем резко, «китчевой». Если же это сознательная ироническая дистанция, тогда надо признать, что вы не слишком вежливо обходитесь и с театральными оригиналами. Получается почти что антиреклама.. Скажите честно, вы смотрите спектакли, к которым делаете плакаты?
А. Б. Как правило, нет — мне это не нужно. Тут не презрение к театру, а нежелание обременять себя заданностью. Хочу быть абсолютно свободным, не дублируя работу режиссера и сценографа. Приходилось выдерживать целые бои по этому поводу. Мне говорили: спектакль у нас решен в белом и голубом, так что будьте добры … Помилуйте, но это ведь чистейший формализм! Или еще: мы Лопе де Бегу играем в джинсах и под рок-музыку, так что… Но предпочитаю отталкиваться от первоисточника — от собственного понимания его.
— То есть вы предлагаете — «вариации на тему». Что ж, этого щедро по отношению к зрителю. Ну, а спектаклю свободный от него плакат что добавляет? Новый ракурс?
А. Б. Да! Мало того — зрительское восприятие становится более широким, стереоскопичным. Мне представляется очень важным вообще выстраивание отношений театра со зрителем. Вот обаятельный артист X, вот оригинальный режиссер Y, а вот еще одна ипостась нашего театра и данного спектакля — плакат художника. Вы увидели его перед спектаклем и можете купить, унести на память — почему бы и нет? Это делается во многих странах, это входит органичной частью в театральное дело. Да и представим себе: спектакль давно снят, театр закрыт, все растворилось в мешанине времени, а плакат — вот он: висит в музее или в квартире, и по нему будут вспоминать давнишние театральные впечатления. Вот затем плакат и должен быть самоценным произведением изобразительного искусства — выполняющим все требования жанра, но стремящимся к самодостаточности, к собственному эстетическому совершенству. Я пытаюсь сейчас делать вещи, может быть, и странные: плакат-картину на театральную тему, а свою рекламную роль он все равно будет выполнять — и тем лучше, чем совершенней будет в собственном качестве. Ведь есть реклама — и реклама. Прямая, «цепляющая» — иди и смотри! Или — действующая иначе: раз такой интересный плакат, то, наверное, и спектакль не хуже. Плакат ведь обычно рассчитан на гастрольные поездки — представлять в ином городе незнакомый театр. И плакатист тут первый, с кем встречается зритель.
— Итак, вы сторонник предельной эмансипации плаката. Это, в общем, ход к так называемому постеру — плакату на сугубо свободную тему, тиражируемому типографией, но по сути новому жанру в станковой графике. Прекрасно, но зачем же тогда работать именно в театральном плакате?
А. Б. Он предоставляет художнику очень широкие возможности. В политическом, к примеру, — собственно плакатный язык есть и начальная и конечная точка; в этих пределах художник должен выразить некую законченную мысль. В театральном же художник менее связан однозначной концептуальной задачей — и добавляет свой кирпичик к уже выстроенному зданию, к синтетической художественной системе.
— А каковы ваши собственные театральные вкусы?
А. Б. Разнообразные, и это принципиально. Ценю острую форму, насыщенную зрелищность…
— Вот и плакаты ваши, как к ним ни относись, очень театральны по духу, они представляются мне просто-напросто игровыми.
А. Б. Ну да! Я не хотел привносить в них усложненность станковой графики. Все должно быть проще, грубее, яснее: артисты едут! балаган! Такуютеатральность, такой дух театра я и люблю…
Творческое кредо А. Брусиловского — явно один из полюсов современного театрального плаката. Продолжим разговор с позиций, по видимости, прямо противоположных.
Игорь Четвертков — график и сценограф; для театра работает много. Как правило, не в Москве.
— Игорь вы из немногих сценографов, которые не пренебрегают плакатом. Что это — просто везение с заказами?
И. Четвертков. Нет, конечно. Часто сам по себе начинаешь фантазировать на темы пьесы, спектакля… Да и просто — это один из жанров, который меня привлекает. Кроме профессии сценографа меня интересуют и другие возможности работы — например, в графике, частью которой и является, собственно, всякий плакат. С другой стороны, через плакат пытаешься найти некий знак спектакля. Плакат, по-моему, это, прежде всего, двухмерный знак многомерного произведения, спектакля. Или иначе: сценограф в спектакле представляет определенную модель мира. А формула этой модели должна быть как-то угадана в плакате.
— Значит, вам плакат необходим, чтобы додумать спектакль до «формулы»? Не это ли призван дать и самый первый эскиз к спектаклю?
И. Ч. Плакат — это заключительный этап работы над спектаклем. Плакат является как бы обложкой спектакля. Спектакль без плаката — будто собранная книга без обложки.
— Начисто афишу-плакат можно сделать только по следам уже осуществленного спектакля?
И. Ч. Считается, что так… но всегда бывает по-разному. Трудно понять, что тут первично, а что производно. Я после предложения режиссера сразу думал о плакате — от своего плаката я ведь тоже могу отталкиваться в сценографической работе.
— Смотрю на ваши плакаты и могу с уверенностью предположить, что вы не варьируете в них свои же сценографические решения.
И. Ч. Плакат может, конечно, использовать эскиз и вообще все что угодно, но это вовсе не обязательно. Может даже возникнуть решение, идущее вразрез со спектаклем, но все равно его дополняющее.
— Вот перед нами мольеровский «Скупой» — прямо-таки эмблематичный плакат. Использующий общекультурную символику. Пьеса как будто проецируется на широкий культурный фон, трактуется предельно обобщенно. А, судя по эскизу, спектакль решен вполне конкретно и «земно», в историческом интерьере и костюмах.
И. Ч. Каждый отдельный плакат — это если хотите, портрет спектакля. Он может не обладать прямым портретным сходством, но ощущение, «звук» спектакля в нем должен присутствовать.
— Посмотрим на другую работу: «Бон жур, Эдит Пиаф». Тоже погружение в культурную ауру, пусть несколько иронично-условное; знаки Парижа (от Нотр-Дама до Эйфелевой башни) и рядом такого же рода «знак театра», актерского ремесла, арлекиниада…
И. Ч. Что ж, все прочитано так, как мне и хотелось бы…
— Интересно и другое: это как будто компромисс между собственно плакатом и традиционной шрифтовой афишей. Или попытка создать графику шрифта, использовать его собственную графическую энергию?
И. Ч. Здесь нет компромисса, одно вытекает из другого. Я хотел использовать текст, непременный в любом плакате, не только как голую информацию, не делать из него виньетку, но попытаться на нем выстроить само решение плаката. В «разлетающемся» шрифте — силовые линии этого листа, а центр, фокус — фигурка Пиаф.
— А вам интересно было бы делать чисто шрифтовую афишу — как оригинальное произведение?
И. Ч. Как раз этим я сейчас занимаюсь — пробую использовать именно и только шрифт как основу графической композиции.
— Московские театры и дома и на гастролях, как правило, обходятся без плакатов, считая их, видимо, излишней роскошью…
И. Ч. Можно понять: достаточно эмблемы MX AT или Таганки и зритель пойдет в театр… Но не могу согласиться с самим подходом. Плакат — далеко не только «рекламный носитель», он представляет лицо театра.
— Кто должен заботиться об этом лице? Каждый сценограф для собственно спектакля? Главный художник театра? Узкий профессионал со стороны?
И. Ч. В идеале, наверное, главный художник. Или приглашенный плакатист, если он знаток театра. Но очень трудно заботиться о лице театра, когда ты гость приходящий… Хотелбы надеяться, что придут времена, когда плакат будет неотъемлемой частью спектакля и театра вообще.
Сдержанная и тонкая графика плакатов И. Четверткова много теряет при переносе с эскиза на оттиск, а потом на фотографию. Тем не менее, и здесь его скромные, сосредоточенные работы сохраняют свое обаяние — даже в соседстве с ярким плакатным мышлением профессионалов именно этой област…
Источник: