Серия рисунков из Хамовнического суда, где продолжается процесс по второму «делу ЮКОСа» над Михаилом Ходорковским и Платоном Лебедевым, отправляется на выставку в Ватикан. На суде Борис Жутовский работал несколько месяцев; о своем опыте визуального судебного репортажа он рассказал в эфире Радио Свобода.
— Я рисовал процесс Ходорковского по договору с «Новой газетой», — рассказал художник Борис Жутовский . — «Новая газета» публиковала эти мои рисунки. Всем известно, на процессах нельзя фотографировать, а можно только рисовать. Вот я этим и был занят на протяжении нескольких месяцев. В общем-то, исчерпал уже тему, потому что все одно и тоже. Сидят они в этом аквариуме. Сидит скучный судья. Говорят кое-как образованные и информированные прокуроры. В общем, довольно скучно. Спит охрана, сидит некоторое количество зрителей. Кто-то из свидетелей, бывает, допрашивается. Словом, процесс достаточно однообразный.
А как получилось, что это едет в Ватикан — не знаю. Оттуда обратились с просьбой к «Новой газете»; «Новая газета» дала согласие на выставку. Поеду, посмотрю, расскажу.
— Глазу художника можно зацепиться только за морду лица и форму поведения – и подсудимых, и других участников процесса. На самом деле, с моей точки зрения, единственные здравомыслящие, умно и занимательно себя ведущие люди – это подсудимые. Прокуроры просто, что называется, ни в какие ворота не лезут. Они ведут себя в высшей степени дурно и как-то настолько приблизительно, что защита подала просьбу об отводе судьи. С моей точки зрения, если Ходорковский и Лебедев и виноваты в чем-то, то процесс должен происходить гораздо более умно, точно, аргументировано. А этого я не наблюдал.
— Нигде. Сидит довольно скучная личность. Иногда он потакает прокурорам в их желаниях говорить дольше, чем полагалось — и о чем не полагалось бы говорить. С другой стороны, он и подсудимым не отказывает в просьбах выступить. Вялый индифферентный человек. Причина его отвода со стороны защиты — я юридически не так подкован, чтобы сформулировать эту точку зрения достаточно профессионально, — но у меня такое впечатление, что прокуроры несут вещи крайне приблизительные и порой недоказуемые. Достаточно сказать о самом обвинении в хищении какого-то несметного количества нефти. Пришли два свидетеля — Христенко и Греф — и черным по белому сказали вслух о том, что этого не могло быть в то время, когда инкриминируется подсудимым.
— Да, да. Они могли ведь этого и не говорить. Их никто не заставлял этого говорить. Они могли или промолчать, или отказаться отвечать. Их никто за язык не тянул. Если они так сказали, — значит, это настолько очевидно, что не сказать об этом дурно бы отразилось на их репутации, на их поведении нормального человека, как мне кажется. Повторяю, я ведь не профессионал. Я просто смотрю по-человечески, как себя ведут люди на процессе. Слушаю выступление двух достаточно высокопоставленных людей, занимающих серьезные должности в правительстве и в нашем государстве. Если они говорят такие вещи — значит, весь судебный процесс не верен. Значит, этого не было. Значит, все, что инкриминируется подсудимым — это выдумано.
— Некоторое количество журналистов, в частности, из «Новой газеты»: Верочка Челищева, которая ведет этот процесс из номера в номер, очень тщательно и умно. Еще какие-то журналисты сидят. Время от времени приходят разные люди, которые, прежде всего, хотят поддержать подсудимых. Надо сказать, что практически каждый день на столе защиты стоят букеты свежих цветов — на протяжении нескольких месяцев; это не одноразовая ситуация. Были, скажем, и Наташа Геворкян, и Юра Рост, и Каспаров; это те, кого я видел. Приходят чисто любопытствующие люди, приходят иногда иностранные журналисты. Вход всем открыт. Все могут прийти на этот процесс, и нет никаких препятствий по этому поводу. Вы должны предъявить свой паспорт на входе — и пожалуйста.
— Интересное лицо. И у Лебедева интересное лицо. Потом, они все-таки провели уже в тюрьме немалое количество лет. Это уже видно на их челе, как говорится. Радости там нет, конечно. Но они достойно ведут себя, умно. Они готовы к каждому заседанию. У них энное количество проанализированных документов, они выступают очень точно.
— Мне кажется, что этот процесс должен провалиться. Этот, сейчас идущий. И тогда Ходорковский выйдет в октябре следующего года из тюрьмы: кончится срок его предыдущего осуждения. Так что, я думаю, может быть, затеют еще какой-нибудь. Этого я не исключаю.
— О перспективах этого, текущего суда, если судить с позиции здравого смысла, ничего хорошего сказать нельзя?
— Нет, нет. Я не знаю, в чем они виноваты. Но когда я вижу и судью, и прокурора, как они себя ведут, — это вызывает отторжение, недоумение, досаду. В большинстве случаев то, что говорят прокуроры, не соответствует тому, что им на это отвечает защита и подсудимые. Там с аргументацией очень слабо. У меня — как у человека постороннего, пришедшего с улицы и просмотревшего и прослушавшего это энное количество раз, — есть ощущение недобросовестности работы прокуроров.
— У вас уже есть варианты последней картинки — в случае оправдательного и в случае обвинительного приговора?