Выставка «Белорусский авангард 1980 — 1990–х гг.» из коллекции Андрея Плесанова открывалась вполне традиционно: никаких перформансов, музыкантов и ряженых, заманивающих публику на вернисаж, не было. Но публика пришла. Хотя не все уже помнят, чего стоило этому искусству пробиться к зрителю, не все и знают, какими авантюрами оборачивалась порой организация выставок художников, не желавших существовать в пространстве, ограниченном флажками социалистического реализма. Не легенды о выставках на заброшенных соляных складах БНТУ, о провокационных акциях альтернативных художественных групп «Бло», «Форма», «Белорусский климат» привели людей в залы Музея современного изобразительного искусства. Белорусский андерграунд конца прошлого века — явление и сегодня почти неизвестное. Но искренняя, честная живопись, созданная «поколением дворников и сторожей», настолько экспрессивна сама по себе, что специально возбуждать зрительский интерес драматическими судьбами авторов картин и не требуется. Отметив особое внимание публики, музей даже решил продлить выставку до 17 июля…
— Когда 3 марта 1987 года открылась первая выставка картин из моей коллекции «Мастерская художника», в прессе о ней не написали ни одного положительного слова. Общее мнение искусствоведов свелось к заголовкам «Много шума из ничего»…
— Потому что информации теперь гораздо больше, она доступнее. А тогда… Конечно, можно было поехать в Вильнюс, купить или попросить взаймы каталог живописи у литовских художников, у которых было больше творческой свободы. Мы же могли самовыражаться преимущественно по ночам, в свободное от основной работы время: одни тогда писали Ленина, а другие орудовали метлой…
Знаете, как я организовал первый вернисаж? Идею мне подсказал директор армянского музея современного изобразительного искусства Генрих Игитян, с которым мы познакомились накануне. Задумав один проект, он пошел в ЦК партии, где сказал, что идея якобы принадлежит Союзу художников. Потом направился в Союз художников и сообщил, что ЦК не возражает… Я сделал то же самое. А чтобы подстраховаться, обошел наших народных и заслуженных и уговорил уже признанных мастеров написать мне по работе. На их фоне и другие смотрелись бы не так крамольно… Тем не менее выставка закрылась сразу же после открытия. Тогда я отправил две телеграммы — Михаилу Сергеевичу Горбачеву и его супруге, в Фонд культуры. Выставку снова открыли. Был аншлаг — гостей приходило до 1.000 в день. У меня до сих пор остались листочки, на которых мы палочками отмечали каждого нового посетителя… Однако следующую выставку, «На Коллекторной», снова пытались закрыть. Тогда мы решили, что пойдем демонстрацией к горкому партии. И пошли… Успели отойти метров на 200 от здания института, где все это происходило, — и тут нас догоняет вахтер с криком: «Ребята, выставка открыта!» Смотрим: действительно открыта… Позже, уже в декабре 1987 года, к вернисажу в БелНИИТИ нам выделяют самосвалы, чтобы мы могли привезти работы из мастерских художников. Приезжаем — и видим на дверях записку: «Выставка закрыта директивными органами». Представьте: идет мокрый снег, работы стоят в лужах… Тогда я собираю человек 20, мы снова идем к горкому партии и выстраиваемся под окнами в ряд со своими картинами. На следующий день выставку разрешают…
— У меня, Сергея Малишевского, Артура Клинова, Владимира Акулова, Геннадия Хацкевича, Александра Забавчика и других художников нашей группы прошло больше 200 выставок за границей. А в Беларуси — меньше десятка… В Голландии, Польше, Германии наше искусство воспринималось куда с большим интересом, хорошо продавалось. В зарубежных музеях сейчас много наших картин. Приезжали представители из музеев Циммерли, Гугенхайма, покупали работы… О феномене белорусского нонконформизма 80 — 90–х годов у нас ведь заговорили только сейчас. Тогда об этом вообще никто не думал. Помню, один бизнесмен предложил нам сделать выставку на площади Свободы и название пышное придумал: «Сокровищница белорусского авангарда». Но работы Владимира Акулова («Генерал» которого сейчас висит в Музее современного искусства) он забраковал сразу: мол, такому не место на его выставке. Тогда я взял картину Акулова и сам повесил ее на стену. Мой авторитет к тому времени был достаточно высок, спорить со мной не стали. А когда этот бизнесмен увидел, как реагирует публика на живопись Акулова, снял ему квартиру и два года обеспечивал художнику полный пансион… После Володю перехватил другой бизнесмен, потом — галерея «Жильбел»…
— О каждом художнике можно рассказывать отдельно. Люда Русова, Игорь Кашкуревич — сколько сил они тратили на одни только перформансы! Придумывали свои акции, составляли маршруты. Мы ехали в деревню, бродили по лесу — и находили Игоря, сидевшего в скворечнике, который он сам для себя соорудил. «Да здравствует солнце!» — восклицал Игорь, и вместе с ним хвалу солнцу, птицам, деревьям возносили и мы… Это нигде не зафиксировано, ни на пленке, ни на бумаге. Никто еще не пытался осмыслить это явление. А у меня сохранились кассеты с обсуждениями выставок того времени, книги отзывов. Пока еще сохранились… Если бы кто–то взялся это систематизировать, можно издать хорошую профессиональную книгу. Это ведь тоже — часть белорусской культуры…
— Думаю, и вам удалось сохранить далеко не все из того, что создавалось художниками нашего андерграунда…
— Конечно, многое исчезло безвозвратно. Но так было во все времена… Скажем, прихожу я в гости к одному художнику, смотрю — вдоль стен у него стоит штук 40 великолепных картин, написанных явно в 50–е годы. Правда, без подписи автора… Откуда? Говорит, сносили старые сараи, и в одном обнаружились эти холсты. Чего добру пропадать, решил художник, если поверх старых картин вполне можно написать свои? Я забрал у него эти работы… Но могу назвать как минимум 5 фамилий художников, которые таким же возмутительным образом поступали со своими предшественниками…
— Кстати, говорят, что большинство современных картин уже через пару десятилетий нуждаются в реставрации — тяжело быть хранителем такой огромной коллекции? У вас ведь, если не ошибаюсь, более полутора тысяч работ?
— Сейчас расскажу… Не так давно в доме, где я живу, случился пожар. 9 брандспойтов заливали наш подъезд, в том числе мою квартиру, вода свободно лилась по стенам. Но пострадала единственная картина — немного отошла краска (потом я ее отреставрировал). Других жертв, к счастью, не было — видимо, Бог на моей стороне, раз не позволил пропасть коллекции. Ни одна другая картина в реставрации пока не нуждалась.
— В последнее время — нет. Сейчас я больше занимаюсь музыкой, пишу для своей группы P.L.A.N. седьмой, акустический альбом и восьмой — роковый. Создавать картины даже самому мне теперь не особенно интересно, когда я вижу, что не сильно это и нужно… Я ведь много кому предлагал организовать выставку картин из моей коллекции, но так часто натыкался на отсутствие даже малейшего любопытства, что перестал. Года два назад Ольга Архипова (одна из кураторов проекта «Белорусский авангард 1980 — 1990–х гг.». — Авт.) по своей инициативе пришла ко мне, попросила фотографии работ… Но мало одной выставки, чтобы понять то, что теперь стали называть феноменом нашего андерграунда. И одних только выставок мало…