Есть множество учебных заведений, где учат на фотографа. Или, говоря профессиональным языком, на съемщика. Мастера светописи. Но в большинстве своем в эту профессию приходят люди из самых разных сфер деятельности.
Наш фотокорреспондент Петр Болховитинов обрел свое творческое счастье в «Вечерке», распрощавшись с карьерой успешного юриста.
Все было круто, кайфово и просто шоколадно. Петя поднимался по иерархической лестнице гладко и вполне успешно. Но размеренность работы, ее предсказуемость безо всякого намека на творчество в один день заставили Болховитинова задуматься: нужна ли ему такая жизнь? Тогда он решил бесповоротно поменять профессию. И ушел на вольные хлеба – в фотографы.
В этом году у нашего Петра произойдет важное событие – за рубежом состоится первая персональная выставка его фоторабот.
– Я всю жизнь мечтал говорить пофранцузски. Поэтому, уйдя из юриспруденции, первым делом купил тур во Францию. И сразу пошел во французскую школу для иностранцев. Начинал с нуля, проучившись три месяца, вышел на уровень свободного владения французским.
Для получения сертификата требовался еще один месяц. Как быть? Школа отправила запрос в посольство страны с просьбой продлить мне визу, поскольку в ее анналах не было столь быстро прогрессирующих в языковых навыках учеников.
Посольство Франции дало положительный ответ. И вот после этого события я купил свой первый профессиональный фотоаппарат. Стал снимать парижские виды, понимая, что именно фотография станет главным делом жизни.
– Лазурный Берег, все прибрежные города. Клетку на острове, где сидел в заключении герой «Железной маски».
Как-то раз залез на одинокую скалу этого острова и оказался в гнездовье чаек, крохотные птенчики только-только вылупились. Я не сразу понял, отчего птицы атакуют меня, а потом сообразил: они же защищают своих детенышей! Успел снять пикирующую, словно тяжелый бомбардировщик, чайку и поспешно ретировался со скалы. Жаль, что та первая французская съемка безвозвратно утрачена, жесткий диск «умер».
Но есть свежие московские фотографии, и нынешний год является Годом России во Франции и Франции в России, так отчего бы не показать французам мою Москву? Правда, были терзания: где лучше показывать – здесь или там? Но в самый пиковый момент на пороге моей квартиры возникли французские знакомые. Как водится, после осмотра достопримечательностей златоглавой столицы, хлебосольного стола сели смотреть мои фотографии из заповедной папочки.
Многие зацепили. И кто-то из гостей сказал: «Выставку надо делать». С этого момента все и закрутилось.
– Репортажный, естественно. Идея выставки показать два слоя Москвы: самый верхний и нижний. Первый – лакированная Москва: красивые здания с великолепной подсветкой, исторические места.
Да, это та столица, которую так любят демонстрировать всем приезжающим. Но тут я снимаю, например, тот же Васильевский спуск на длинной выдержке ночью с моста. То есть с необычного ракурса, к тому же лучи включенных фонарей добавляют свою долю таинственности, неожиданности. То есть я стараюсь показать великолепную, но не известную даже большинству столичных жителей Москву.
– Петя, у тебя шагомера нет, наверное, несколько тысяч километров уже накрутил, гуляя по столице в поисках интересной натуры?
– Пока не задумывался. Так уже сложилось, что гулять по Москве с фотоаппаратом – естественное занятие. Как только что-то увидел интересное – сразу снимаю. Например, одну фотографию очень интересную (из нижнего слоя) я подглядел неподалеку от Киевского вокзала. На вершине настоящего мусорного Эвереста сидела женщина-бомж, практически сливающаяся с этой дурно пахнущей кучей. Но меня поразило вовсе не это, а то, что она читала книгу!
– Бомжи, милиционеры – это социальный срез. А тему одиночества в большом городе ты не затрагиваешь?
Один раз я снимал утонувшего мальчика. Трагедия произошла случайно и мгновенно. Но ничего не изменилось вокруг. На волнах качался детский трупик, окруженный арбузными корками. А рядом продолжали гулять дети, смолить сигареты сотрудники МЧС, лениво рассуждающие, когда же приедут санитары, чтобы забрать тело.
– Мне казалось, я знаю до точки все переулки Петровки. И вдруг я обнаружил, что вот этого-то крошечного, где проходит пара человек в день, я никогда не видел! Или не замечал? Может быть, потому, что в его зияющей пустоте сидел старый человек, продающий гвозди, шурупы и все то, что скопилось за долгие годы на его даче.
– Солнце, которое пробивается сквозь ветви могучего огромного дуба в Новодевичьем. В этом дереве слилось все: мощь, старина и радость жизни.