Борис Гецелев: «Главное – ненамного человеческое любопытство…»

Classica.FM начинает публиковать материалы, освещающие музыкальную жизнь Нижнего Новгорода. Нижегородская консерватория им. М.И. Глинки одной из первых проявила заинтересованность в сотрудничестве, предложив нашему изданию информационное сотрудничество. Результатом стало интервью с председателем Нижегородской организации Союза композиторов России, заслуженным деятелем искусств Российской Федерации Борисом Гецелевым.

Вокальная, хоровая, инструментальная, камерная, оркестровая, театральная – в музыкальной палитре немного жанров, в которых бы он не творил, представляя каждый раз публике оригинальный опус. 27 декабря композитору, профессору, заведующему кафедрой композиции и инструментовки Нижегородской консерватории Борису Семеновичу Гецелеву исполняется 70 лет. Юбиляр рассказал Classica.FM о самом важном для каждого композитора – творчестве, учениках, и, конечно, планах. С Борисом Гецелевым беседовала Татьяна Лукина, редактор – Ася Соллертинская. Интервью подготовлено на кафедре прикладного музыковедения Нижегородской государственной консерватории (академии) им. М.И. Глинки.

Борис Гецелев : Импульсы для сочинения могут быть самыми разными. Например, у меня есть два виолончельных концерта, которые посвящены замечательной виолончелистке Наталье Гутман. Ее образ, манера игры, волевое начало, ее огромная амплитуда возможностей сами диктовали строй и характер музыки этих концертов. Основой для необычной идеи может стать даже нетрадиционный состав, используемый в музыкальном произведении. Например, однажды мне предложили написать пьесу для клавесина и органа – очень необычное сочетание инструментов, которые настолько разные, что сама идея соединить их в одном сочинении мне показалась чрезвычайно интригующей, и я написал «Дипломатические переговоры для клавесина и органа в трех раундах».

Если же говорить о том, кто «водит» рукой композитора, я думаю, что можно, конечно, надеяться на озарения. Но, на самом деле, если не будет постоянной работы, то это вдохновение и озарение не наступит. Вдохновение не любит ленивых – это не я придумал, но это абсолютная правда.

Татьяна Лукина : Наш Ваш взгляд, композитор должен быть эгоистом или ему нужно всегда думать о слушателе?

Борис Гецелев : Представление композитора о том, каково будет восприятие его музыки, далеко не всегда адекватное. Но если человек подстраивается под вкусы определенной группы людей, которые ему знакомы и хорошо известны, то в этом есть опасность не только измены себе, но и некоторой фальши, потому что абсолютно точно представить вкусы другого человека довольно сложно. На эту тему очень хорошо сказал Лютославский – надо ориентироваться, прежде всего, на самого себя, потому что когда я честно пишу свою музыку, то могу надеяться на то, что есть люди, которые примерно так же думают, примерно так же будут воспринимать. Если же я буду представлять виртуальную публику, у которой очень разные вкусы, то может получиться нечто невообразимое. Угодить всем никогда не получится, а подстраиваться под чужой вкус очень опасно. Найти золотую середину – это искусство, которое дано очень немногим. Главное, чем должен руководствоваться композитор при сочинении музыки, – это некая трезвость. Не эйфория от того, как здорово я придумал, какие замечательные звучания, какая прекрасная мысль, какая концепция свежая, а умение услышать себя со стороны, но своими ушами – вот это замечательное и необходимое качество композитора.

Борис Гецелев : Воспитать настоящий профессионализм. Когда композитор – профессионал, то он волен выбирать то, что ему наиболее близко, то, в чем он может проявить себя. Главная задача любого человека – суметь раскрыть себя, свой потенциал. Так вот, композитор обязан раскрыть себя, но он должен уметь все в профессии. Это не значит, что мы говорим: «Перестань это писать! Пиши так-то и так-то». Нет, конечно. Композиция – дело настолько индивидуально тонкое, что нажим здесь невозможен, а иначе происходит слом личности, человек перестает писать. Вообще, педагогика сама по себе, а тем более композиторская, – чрезвычайно трудное дело. Потому что легко впасть в менторство: вот есть высота моего опыта, а ты там пытаешься придумывать велосипед, когда существуют высококачественные образцы этих велосипедов. Задача – найти такой доверительный тон со студентом, который ни в коем случае не подавляет его, как личность, но который способствует тому, чтобы лучшие его качества были проявлены и выявлены и нашли какое-то развитие.

Задача не только в том, чтобы ученик оснастился всем арсеналом средств, но и чтобы он получил удовлетворение от самой возможности сочинять, чтобы само сочинение приносило ему радость. Я стараюсь, чтобы у моих студентов-композиторов было ощущение радости творения, радости от того, что существует столько разных путей, возможностей реализации своих идей. Надо, чтобы была внутренняя свобода, которая сама подскажет меру строгости, потому что главная задача – сформировать мышление, композиторское и вообще музыкантское.

Борис Гецелев : В области композиции это все очень сложно. И на моей памяти было немало композиторов, которые учились в нашей консерватории, и соотношение реализуемого и предполагаемого далеко не всегда совпадало. Были студенты, которые замечательно раскрывались во время учебы, а потом, когда выходили на путь свободного творчества, как-то сникали и фактически исчезали из поля зрения: не нашего, а вообще слушательского. И были, наоборот, такие, которые еле-еле переходили с курса на курс, очень сложно с ними было, а потом они заканчивали консерваторию и как-то расцветали, находили импульсы для творчества и начинали работать в полную силу. Будущее композиторов – это таинственная и загадочная картина, и определить его очень сложно.

У меня были случаи, когда я занимался с маленькими. Один просто замечательный случай. За одной чрезвычайно одаренной девочкой я наблюдал с шестилетнего возраста примерно до восемнадцати лет. Она прекрасно развивалась – колоссально одаренный человек, блестящая пианистка, многократно становилась лауреатом фестиваля «Новые имена», стипендиатом различных фондов, но, в конце концов, уехала в Нидерланды. Там пианистические занятия превысили возможные увлечения композицией, и, кроме того, на западе немного другая система общения композитора педагога и студента. В общем, по разным обстоятельствам и причинам сейчас она работает в другой сфере.

Борис Гецелев : Это каждый раз все индивидуально. Конечно, жалко, когда потенциал раскрыт не полностью. Вместе с тем я надеюсь, что годы, которые провел студент, занимаясь композицией, зря не проходят. В конце концов, чему мы учим? Не просто технологии: как строить тональный план, какие законы оркестровки надо соблюдать, когда пишешь симфоническое произведение или для какого-то другого состава, хотя это тоже есть. Но главная задача – воспитать музыкантское мышление, а оно многое в себя вбирает, и те навыки, которые, быть может, возникают, наверняка скажутся в его другой деятельности, пусть даже она не будет связана с музыкой. Все равно, его мир будет более богатым, у него будет более широкий взгляд на окружающую действительность.

Татьяна Лукина : Насколько композитор должен быть «вписан» и активно задействован в культурной жизни, как Вам кажется?

Борис Гецелев : Если композитор не будет деятельным (не только в области композиторского творчества), но и в области музыкальной жизни города, области, того пункта, где он живет, то тогда сложно будет ему существовать и как композитору тоже. Тут другая проблема, вытекающая из этой и соприкасающаяся с ней: наша жизнь не так уж проста, и много всяких проблем, задач наваливаются на нас, возникая неожиданно, спонтанно, совершенно непредвиденно. Довольно часто они вроде бы требуют твоего внимания и участия. Но нельзя объять необъятное, надо просто уметь выставлять приоритеты и стараться их придерживаться; это единственный путь для того, чтобы не потерять себя и вместе с тем не менять свою натуру.

Умение выстроить все так, чтобы ты был, с одной стороны, настоящим профессионалом и поддерживал этот профессиональный уровень, а с другой стороны, чтобы жизнь твоя была полна и многообразна. У каждого композитора это решается по-своему. Я, например, не могу сказать, что с детства было ясно, что я буду заниматься музыкой. Да, я учился в музыкальной школе, мне там нравилось, но не меньше мне нравились занятия литературой, иностранным языком. Я очень любил немецкий язык, у нас была замечательная учительница в общеобразовательной школе Агния Федотовна Зуева (из немцев Поволжья), которая заразила меня любовью к немецкому языку и литературе на всю жизнь. Потом не менее интересным было для меня постижение польского языка, писание текстов – это тоже, в какой-то мере, реализация увлеченности литературой, филологией. В моем случае, это, наверное, и есть соединение разных устремлений, в том числе на первом месте – композиция. Это и есть, наверное, та полнота жизни, которая единственно сейчас возможна для меня.

Борис Гецелев : Мне нравилось сочинять. Когда я учился в общеобразовательной школе, в старших классах у нас был эстрадный ансамбль, я в нем играл на рояле и делал, естественно, аранжировки, которые снимал с пластинок, виниловых пленок, и это доставляло мне удовольствие. Это, конечно, мало имело отношения к композиции, но потом меня все больше увлекла возможность соединять звуки и что-то такое придумывать новое. Это победило все остальные увлечения.

Борис Гецелев : Конечно. Я, например, благодарен Берте Соломоновне Маранц, у которой учился по фортепиано и которая чрезвычайно много мне дала не только чисто пианистически, но и как Личность. Ввиду того, что я с самого начала соединял композицию с занятиями на фортепиано, да и с музыковедением (я поучился немножко у Владимира Михайловича Цендровского), совмещать это оказалось дико трудно, просто не хватало времени на все. Когда я не успевал выучить сочинения, я начинал прогуливать занятия. Берта Соломоновна меня встретила однажды и сказала: «Боря, приходите ко мне даже тогда, когда вы не очень готовы к уроку». Я действительно приходил, и мы с ней переиграли кучу четырехручной литературы: симфонии Густава Малера, Антона Брукнера, Николая Мясковского. Она была очень внимательна к интонационной стороне музыки, она визуально и вполне конкретно демонстрировала возможности музыки – не с точки зрения беглости пальцев и быстроты движения рук, а с точки зрения содержательной емкости интонационного движения, интонационного развития, она это показывала так объемно и так конкретно, что это просто заражало.

Татьяна Лукина : Вопрос восприятия слушателем новой, современной музыки всегда был актуальным для любого композитора. Как Вы считаете, изменилась ли ситуация этого восприятия сегодня?

Борис Гецелев : Состоянием академической музыки вообще, не только новой, ее бытованием, существованием, донесением до публики ни я не удовлетворен, ни многие музыканты, которые работают в этой сфере. Здесь ситуация сложная, и не только в нашей стране. Конечно, хочется, чтобы было больше слушателей, чтобы концертная жизнь была более многообразна. Притом, что есть замечательные исполнители сейчас в России и за рубежом, но сама музыкальная жизнь, концертная, сценическая, конечно, не удовлетворяет. На эту тему много говорилось. Я думаю, что главная задача композитора, который пишет музыку, прежде всего, написать нечто достойное диалога со слушателем. Если в тебе есть нечто, что ты хочешь донести до слушателя, есть надежда, что этот диалог состоится. И в принципе вся деятельность композитора есть постоянный поиск, а иногда нахождение, единомышленников. Я думаю, что это желание всех композиторов – мы все стремимся к тому, чтобы способы контактирования с публикой увеличивались и расширялись с помощью самых разных средств.

Борис Гецелев : У каждого музыканта есть свои пристрастия, свои кумиры. Чем моложе человек, тем сильнее его фанатичное преклонение перед этим кумиром. С возрастом восторженное обожание может перейти в нормальное стремление слушать эту музыку и получать какое-то обогащение от этого. Такие композиторы есть. Для меня это, скажем, в музыке прошлого – Брамс, Шуман, Бах, потому что Бах – необъятный композитор; многие композиторы эпохи барокко. Что касается современной музыки, то здесь очень много композиторов, которых я особенно люблю и готов слушать их часто. Это Витольд Лютославский, к сожалению, уже ушедший польский композитор. Из россиян я, естественно, могу назвать Дмитрия Дмитриевича Шостаковича и Сергея Сергеевича Прокофьева, потому что это несомненные классики, общение с которыми много дает всегда. Мне очень близко творчество Бориса Тищенко – по своим устремлениями, по своей содержательной емкости. Я очень люблю творчество Родиона Щедрина, не случайно я именно к нему пошел в аспирантуру, потому что из многих композиторов нашего времени он, мне кажется, наиболее быстро и точно находит точки соприкосновения музыки с ее бытованием, ее слышанием не только узким кругом, но и достаточно широкой публикой.

Я благодарен Родиону Константиновичу за многие советы, которые он мне давал. Я учился в аспирантуре заочно, но каждая встреча с ним была очень содержательной, емкой, и за те два-три часа, которые мы общались, я получал очень много, в том числе и импульсов для дальнейшего творчества.

Борис Гецелев : Помогать нижегородским композиторам организационно, чтобы у нас проходили концерты, чтобы автор мог услышать свою музыку. Я общаюсь не только с нашими нижегородскими композиторами, но как секретарь Союза композиторов России знаю довольно много авторов из регионов нашей страны, у меня есть друзья среди них. Я благодарен своим коллегам-композиторам, потому что общение с другой музыкой – не своей, – очень обогащает. Всякая новая музыка, как и классика, не дает сознанию быть заскорузлым. Композитор должен быть открытым, его уши всегда должны быть открыты для всего, что он может услышать, тогда не будет застоя и повторов, которые неизбежны и опасность которых надо предвидеть и всегда стараться избегать.

Борис Гецелев : Да. Когда меня приглашали, я с удовольствием этим занимался. Там есть свои прелести и свои недостатки; надо уметь все делать. На телевидении я довольно часто выступал в качестве ведущего, в «Клубе музыкальных путешествий», например, мы с Григорием Самуиловичем Хаймовским «отправлялись» в странствия по музыке нашего века. Потом – «Музыкальный клуб», в составе которого были Олег Владимирович Соколов, Тамара Николаевна Левая, Александр Михайлович Скульский и я. Это было клубное время, потому что наступила «оттепель», когда какие-то глотки свободы стало можно демонстрировать, и мы пытались как-то осуществить это вполне реально.

А что касается театра, то это сфера тоже интересная и увлекательная. Несколько спектаклей я сделал для Горьковского ТЮЗа. Мне особенно приятно, что это было в то время, когда там работал Борис Абрамович Наравцевич, замечательный главный режиссер, который так заражал своим энтузиазмом и так призывал к активному сотворчеству, прежде всего актеров, что они занимались импровизацией прямо на глазах! Такая атмосфера постоянного активного творчества, кипения, неуспокоенности, конечно, будоражила. Я имею в виду прежде всего самый первый мой спектакль в ТЮЗе «Разноцветные страницы, или мы играем Маршака». Это спектакль-импровизация на стихи Маршака, известные, малоизвестные и совсем неизвестные.

Борис Гецелев : Сам замысел был веянием времени, потому что телевизионные оперы тогда только начали появляться. Никаких канонов не было, фактически надо было опираться только на свою интуицию, на интуицию режиссера, либреттиста и так далее. Там была важна сама исходная посылка, потому что инструментальных ограничений никаких не было: нужен симфонический оркестр? Пожалуйста! И запись была сделана действительно с симфоническим оркестром, исполнители главных ролей были очень хорошие. Соединение с видеорядом осуществил художник Игорь Лягин, интерьеры были интересные. Либретто написал очень опытный литератор Лазарь Шерешевский, с которым я и потом немного сотрудничал. Но первенство здесь надо отдать музыкальному редактору Самуилу Абрамовичу Хаеву, который придумал это и сумел пробить, это вообще было страшно трудно. Опера прозвучала не один раз – по Горьковскому телевидению, в Москве. Сценарная основа – рассказ Кожевникова «Март-апрель» – на военную тему. Сейчас я вряд ли бы взялся за этот сюжет, но та атмосфера увлеченности, которая царила вокруг, подействовала.

На телевидении я делал и спектакли. Скажем, мне до сих пор жалко, что один из них не был показан – «Сказка о царе Горохе и веселом скоморохе», мюзикл, написанный, сделанный, поставленный по сценарию Юрия Беспалова. Толя Захаров играл главного скомороха, но сугубо по цензурным соображениям этот спектакль был зарублен и, к сожалению, так и не увидел света.

Татьяна Лукина : Вы организатор известного фестиваля  современной музыки «Картинки с выставки», который уже трижды прошел в Нижнем Новгороде. Расскажите, какова основная цель этого фестиваля?

Борис Гецелев : Мы хотели как можно более полно представить на фестивале панораму современной музыки, и нашей отечественной, и зарубежной. Быть может, особенность этого фестиваля именно в том, что мы не ставим никаких стилевых ограничений. Наша задача, наоборот, приучить слушателя к тому, что существует огромное количество направлений, устремлений, результатов (не по художественному качеству, потому что мы стараемся показывать сочинения достойные), а разных по своей эстетике. Главная цель, может быть и подспудная, – воспитать толерантность у публики, терпимость к тому, что, может быть, не всегда привычно, не всегда на слуху, приучить к тому, что существуют самые разные вещи, на которые можно смотреть если не с уважением и восторгом, то, по крайней мере, с интересом или, проще говоря, с любопытством.

Во мне это любопытство очень развито, я его культивирую, потому что человек, который остановился в своем развитии и пропагандирует в творчестве только одну какую-то сферу, одно направление, одно течение, не совсем прав. Мне кажется, что это не очень хорошо, потому что происходит застой. Представить полноцветье современного искусства во всех его проявлениях – это, по-моему, очень достойная задача. Вот ее мы ставим, и, как мне кажется, решали на прошлых трех фестивалях, потому там была музыка из разных стран и времен, разных, но ограничивавшихся XX и XXI веками.

Интервью подготовлено на  кафедре прикладного музыковедения Нижегородской государственной консерватории (академии) им. М.И. Глинки.