Zабытое поколение

Поколение Z? ?-? это “потерянное” поколение революционеров-экспериментаторов 1910-1930-х годов, совершивших в России начала XX века грандиозный переворот в культуре и искусстве. Знаковыми фигурами этого поколения были ученые, изобретатели и музыканты Алексей Гастев, Арсений Авраамов, Лев Термен, Михаил Цехановский, Евгений Шолпо, Борис Янковский и многие другие. И если имя Льва Термена и его терменвокс стали известны многим, то остальные широкой публике не известны.

В те годы знак “Z”, символ электричества, молнии, стал главным графическим воплощением взрыва творческой энергии — ключевой тенденции времени. Тогда возникали фантастические, авантюрные, невозможные в иное время проекты, забытые сегодня. Увы, судьбы их авторов были печальны, а зачастую и трагичны.

Алексей Гастев (1882-1939) был одним из крупнейших поэтов и ученых 1910-х годов. По значимости произведений современники сравнивали его с Маяковским. “Овидий горняков, шахтеров, слесарей”, — писал о нем в 1922 году Николай Асеев в поэме “Гастев”.

Главным и любимым своим детищем Алексей Гастев считал Центральный институт труда (ЦИТ), организованный им в 1920 году при поддержке Ленина. Целью ЦИТ была полная реорганизация труда на научной основе. Цитовцы изучали геометрию и энергетику движений работника для того, чтобы обеспечить наибольшую эффективность производства при минимуме энергозатрат. При этом дело не сводилось лишь к тому, чтобы повысить производительность “живой машины”. Учитывалось все, что касается здоровья человека и условий его труда. Это были первые зародыши научной организации труда в нашей стране.

Гастев считал, что если тело человека станет совершенным, то освободится его сознание. В середине 1920-х он исследовал движения на актерах “Проекционного театра” — составной части ЦИТ. В работе ЦИТ использовалось множество специальных инструментов и устройств, включая фото- и кинооборудование, системы для регистрации движения человека, всевозможные авто- и авиа-тренажеры.

К 1926 году Гастев выдвинул идею программирования обучения и воспитания, предвосхитив теории американского ученого С.Пресси об обучающих автоматах. Гастев заявлял, что “работник в идеале — социально-инженерная машина”. В 1921 году он впервые применяет термин “биомеханика”, впоследствии широко использовавшийся в психологии труда и театральной практике, в частности Всеволодом Мейерхольдом. Главное в гастевской концепции — не сами по себе поиски рациональных трудовых движений, а поиски методов активизации творческих способностей человека.

Однако государство не поняло или не захотело понять прогрессивность идей Гастева и ЦИТ. Несмотря на то что к 1938 году ЦИТ подготовил более 500 тысяч компетентных рабочих в 200 профессиях, а в 1930-е годы институт готовил стахановцев, в 1939 году Гастева расстреляли и уничтожили созданный им институт. Наследие Гастева было практически забыто.

Идеи Гастева не забыты и сегодня. Многие ученые занимаются исследованиями расширения возможностей человека с помощью современных технологий.

Под влиянием личности Гастева и его поэзии была создана знаменитая “Гудковая симфония”. Ее автор — Арсений Авраамов (1885-1944), известный также как Ars, Реварсавр (Революционер Арсений Авраамов), — был выдающейся личностью. Судьба его удивительна. В 1912 году за пропаганду в казачьих частях Авраамов заточен в военную тюрьму, откуда бежит в Норвегию, где работает матросом на грузовом судне. В 1913 году он присоединяется к странствующему цирку, выступая в роли джигита-наездника, акробата и музыканта-эксцентрика. Одновременно является сотрудником ряда ведущих российских музыкальных изданий.

Авраамов был прекрасным литератором, гениальным конструктором, выдающимся теоретиком музыки, автором совершенно фантастических проектов. Вернувшись в Россию, он принимает участие в создании Пролеткульта и получает должность в Комиссариате просвещения. Авраамов предлагает А.Луначарскому проект (к счастью, неосуществленный) сожжения всех роялей, которые, по его мнению, искалечили слух миллионам людей.

В 1920-х годах он экспериментирует с фортепиано, шумовыми инструментами, симфоническим оркестром и синтезирует сложные звуковые комплексы, включающие гул авиационных моторов или колокольный звон. Увлеченный идеей соединить искусство и технологию, Авраамов выдвигает проект звукового оформления целого города. В “Гудковой симфонии” было предусмотрено применение пистолетных и пушечных выстрелов, заводских гудков, свиста паровых двигателей, шума самолетов. В качестве музыкального материала использовались “Марсельеза”, “Интернационал”, “Варшавянка”, но специально написанной музыки не было, она должна была создаваться в зависимости от особенностей города.

Первое исполнение симфонии состоялось в Баку в 1923 году во время празднования шестой годовщины Октябрьской Революции. Тысячи людей стекались в центр города, чтобы увидеть и услышать грандиозное представление. Рокот гидропланов, гудки заводов, кораблей и паровозов составляли один гигантский оркестр, две артиллерийские батареи выступали в роли ударных: пулеметы заменяли малые барабаны, а крупная артиллерия — большие.

Авраамов забрался на крышу высокого здания и был виден отовсюду. Он дирижировал “оркестром” с помощью цветных флажков и пистолетных выстрелов. Центральным инструментом была звуковая машина под названием “Магистраль”, состоявшая из 50 паровозных свистков, к которым по трубам подавался пар. Студенты консерватории управляли “Магистралью” с помощью специальных партитур — “тексто-нот”, в которых было указано, какой гудок в какой момент включать.

Все это производило потрясающее впечатление. Ружейно-пулеметные очереди, пушечные залпы, свистки сливались в оглушающую какофонию, в которой узнавались иногда знакомые мелодии. Потом все вдруг оборвалось, и наступила звенящая тишина, почти по Кейджу — “Silence”. Второе исполнение состоялось годом позже в Москве под названием “Симфония ‘Ля’”, но не было столь удачным, устроителям не удалось уловить специфику мегаполиса.

Сейчас Симфонию гудков пытаются повторить в Санкт-Петербурге в Институте Про Арте, который находится в Петропавловской крепости. Там она исполнялась дважды. Но это все же только имитации, в которых используются записи гудков. В представлении участвовала одна реальная пушка крепости, которая стреляла в полдень, все остальное подстраивалось под нее. Студийная версия Симфонии гудков недавно была создана в Испании.

Это был момент открытия. Участники группы пришли к идее техники рисованного звука, позволявшей синтезировать любые звуки и эффекты без участия исполнителей, основываясь на данных акустики и математики. Созданные ими лаборатории стали первыми в мире прообразами будущих исследовательских центров компьютерной музыки.

Летом 1917 года изобретатель Евгений Шолпо (1891-1951) пишет свое программное эссе “Враг Музыки”. Герой книги — композитор, который посмел создать машину, которая по его воле синтезировала любую музыку. Вместе с Арсением Авраамовым Шолпо организует Общество им. Леонардо да Винчи, участников которого объединяет вера в тесную связь искусства и науки.

В 1930 году Шолпо патентует изобретенный им инструмент вариофон — первый в мире электронный синтезатор звука. Он состоял из кино-фотоаппарата, электромотора, и механизма, протягивающего пленку. Съемка производилась непосредственно на движущуюся пленку. Инструмент преобразовывал свет и графику в звук. Вариофон допускал произвольное изменение высоты тона, оттенков, изменение силы звука, построение многоголосных аккордов (до 12 одновременно звучащих голосов). В вариофоне воплощены идеи книги Шолпо “Враг музыки”.

Можно сказать, что Шолпо создал первую систему, аналогичную тем, с помощью которых делается компьютерная музыка. Она предполагала трудоемкие расчеты ритма и спектров звука. Шолпо верил, что может воссоздать любые нюансы живого исполнения. Вариофон по тем временам был совершенным инструментом. Ничего подобного в мире не было. В 1941 году в блокадном Ленинграде Евгений Шолпо вместе с композитором Игорем Болдыревым озвучивает мультипликационный фильм “Стервятники”, полностью синтезировав звуковую дорожку. В качестве гонорара авторы получают мешок овса. Увы, вариофон погибнет от снаряда, разорвавшегося в Ленинграде в конце блокады.

Борис Янковский, ученик Авраамова, в 1932 году идейно отходит от своего учителя. Он понимает, что форма звуковой волны еще не определяет тембр. Только спектр звука может дать полную акустическую картину. Янковский работает на “Мосфильме” и имеет возможность записать все звуки симфонического оркестра. Он занимается анализом того, что происходит в спектре звука. Его мечта — собрать универсальную библиотеку звуковых элементов, аналогичную таблице химических элементов Менделеева. Янковский создает коллекцию из 110 спектральных шаблонов “синтонов”, комбинируя которые можно получить новые звуковые гибриды, например нечто среднее между барабаном и флейтой. Все, что сделал Янковский, было вновь создано в компьютерной музыке 1980-х годов.

В 1936 году выходит печально известная в мире искусства статья “Сумбур вместо музыки” в газете “Правда”. Началась открытая война тоталитарного государства с любыми проявлениями творческой свободы. Прекращается финансирование лаборатории Янковского. Закрывается и лаборатория Авраамова “Мультзвук”. Он уезжает на Кавказ, где собирает фольклор. Авраамову удалось пережить волну репрессий. У него было 11 детей, которые спалили почти весь хранящийся у их отца архив звуковых дорожек. Нитропленка хорошо горела, и из нее делали дымовые шашки и ракеты.

Впрочем, неистовый Авраамов не успокоился. В 1943 году он пишет письмо Сталину с требованием переделать Гимн Советского Союза. Он считал, что гимн не может быть основан на классической гармонии, а должен быть революционным, на новой основе “ультрахроматической музыки”. Текст должен быть сгенерирован алгоритмически, а исполняться синтезированным голосом Маяковского.

Проекты и разработки той эпохи поражают воображение и сейчас, спустя почти 100 лет. Время показало, что многие идеи и проекты “пионеров” электронной музыки были верны и реализуемы.

В основу статьи положены материалы специального проекта 3-й Московской Биеннале современного искусства — выставки “Поколение Z”, являющейся частью одноименного проекта-исследования руководителя “Термен-центра” Московской консерватории Андрея Смирнова и научного сотрудника Третьяковской галереи Любови Пчелкиной.