Вивиан дель Рио — довольно известный фотограф и график, сотрудничающая с рядом ведущих столичных изданий от «Огонька» до Playboy.
У Вивиан цепкий метафорический взгляд, она объёмно чувствует реальность, улавливая несколько уровней действительности. Будничность и поэзия спокойно уживаются на снимках дель Рио. В этом смысле её творчество близко манере Сан Саныча Слюсарева , корифея московской метафизической фотографии. Только у Слюсарева стены, окна, ветки, тени и отражения спонтанно возникают в кадре, а в построениях Вивиан угадывается влияние художественного образования.
Некоторые её снимки городских стен похожи на клетки голландского абстракциониста Пита Мондриана. Или контрастные цветовые поля американца Марка Ротко. Трудно поверить, что это не настоящая живопись, а просто кусок стены стандартного жилого дома. Приземляет возвышенный настрой скабрёзное слово в одном из полей. Чтобы не расслаблялись — помнили, где живёте.
— Сложный для меня вопрос, видимо, потому, что я решаю для себя несколько иные задачи, чем просто задокументировать происходящее.
Для меня гораздо важнее ритм, цвет, контраст и всё, что касается композиции. Мне нравится её выстраивать снова и снова, искать гармонию. Это почти как математические задачи для меня. А сюжет уходит на задний план. Хорошо, когда он есть, но не ради него всё затеяно. Вот и получается, что мне равно интересно снимать застывшую натуру, даже натюрморт, и движущуюся — любую, лишь бы задача была решена, гармония найдена.
— У кого как. Последнее время часто выставляют работы, где важны смысл, концепция, литературная сторона, а остальное — фактура, цвет и ритм — не имеет никакого значения. Даже иногда вешают рядом объяснительно-разъяснительную записку типа сочинения «Что вы видите на картинке». Я же считаю, что фотография, как и любой объект визуального искусства, должна работать сама по себе, без дополнительного объяснения, и неважно, что именно снято, в движении или без оного.
— Я имел в виду работы покойного Слюсарева , с которым вы, как мне кажется, образуете странную пару. Как вы считаете, у вас с ним больше общего или разного?
— А какие именно его работы? Я не понимаю, почему нас сравнивают. Я бы согласилась, если бы вы меня сравнили с Франко Фонтаной. Потому что для меня главное — цвет.
— Абстрактно-фактурные, там, где Слюсарев берёт именно цветом. Сложно дать чёткое определение ваших сходств и различий, для меня оба вы относитесь к одному модусу чувствования — метафизически городскому, когда чувствуешь больше, чем видишь.
— Каждый зритель видит и чувствует что-то своё. Это ужасно интересно. Люди настолько разные! И когда встречаешь кого-то, кто тебя понимает, или кажется, что понимает, — это всегда чудо.
— В Париже очень мало цвета. Даже в серой Москве его больше. Но я, конечно, всё равно нашла. Мало фактуры, обшарпанности, всё очень одинаково благополучное. Остаётся снимать людей, чем я и занималась в основном.
— Вот так и понимаешь, что вы — эксцентрик в фотографии. С одним не соглашусь: малоцветие даёт полутона, нет?
— Малоцветие малоцветию рознь. В Париже даже не малоцветно, а одноцветно. Всё песочное. И если одна такая фотография ещё интересна, то поставить в ряд пять или больше — станет скучно смотреть. Приходится переводить в чёрно-белое.
И ещё о цвете. Дело в том, что я провела детство на Кубе, где много солнца и ярких красок. И как бы я ни хотела ограничить свою палитру, меня всю жизнь всё равно тянет ко всему «вырви глаз».
— В фотографии есть такой феномен — она может устареть как произведение искусства, но оставаться при этом документально ценной. Мы уже смотрим не на пойманный момент, не на композицию, нам интересен антураж, материальная культура прошлого. Иногда очень плохие фотографии за счёт этого становятся интересны.
— Интересно, а есть такие артефакты, которые раньше считались искусством, а потом, со временем, лишились этого статуса? И вообще, бывает такое, что вот когда-то было искусством, а теперь нет?
— Скорее всего, такие вещи просто не сохраняются и не доходят до потомков. Например, я никогда не видела украшений из алюминия, хотя много раз слышала о том, что, когда его открыли, он считался драгоценным и ценился дороже золота. Так же и с этими самыми произведениями, которые потеряли ценность. Зачем их хранить?
— Самый распространённый комментарий на любом фотографическом сайте — «горизонт завалил». Есть ли какие-то объективные параметры качества фотографии и нужно ли их соблюдать?
— Думаю, что в фотографии действуют все те же законы и правила, что в любом другом произведении двумерного визуального искусства. И только зная эти законы, мастерски ими владея, можно их нарушать.
Так делали, например, импрессионисты. На них как раз сильно повлияла фотография, и они начали вставлять в свои картины как бы случайно попавшие «в кадр» элементы. Можно и горизонт завалить, но всегда будет видно, сделал это профессионал намеренно или любитель случайно.
— Это тема для целого мастер-класса на много часов. Но повторюсь: «заваливать горизонт» можно и нужно, если этого требует задумка автора. И это относится ко всем остальным правилам. Правила можно нарушать, если делать это обдуманно.
Что касается меня, я очень законопослушна, и в фотографии тоже. Я не обрезаю ручки, ножки, головы; я тщательно слежу, чтобы в кадр не попало ничего лишнего, отвлекающего; большое внимание уделяю краям.
Когда снимок получился сразу и мне не надо его кадрировать, становится скучно. Я даже иногда специально снимаю с запасом, чтобы было что отрезать.
— Смотря для кого. Ну а если серьёзно, то хороших всё равно мало. Это только иллюзия, что если фотоаппарат стал более доступным, то любой, кто возьмёт его в руки, станет фотографом. Краски и карандаши доступны давно… А вообще чем больше, тем лучше. Когда большой выбор, это ведь хорошо?
— Критерии размываются. А так теперь будет всегда или мода на тотальное фиксирование всего и вся пройдёт?
— Тут надо понять, зачем люди это делают. Был в Париже? Нужны подтверждения, иначе никто не поверит, что был. Эдакое доказательство существования.
Думаю, прогресс шагнёт дальше, фотографию что-то заменит. Не знаю что, можно фантазировать. Уже появились цифровые рамки. Пока мы видим обрамлённые шевелящиеся изображения только в кино. Но очень многое, что придумали фантасты, было позже изобретено. Тем не менее всё равно останутся люди с кистями, красками, фотоаппаратами, как остались любители конных прогулок, например.
— И всё-таки есть ли какие-то объективные показатели, которые могут помочь отличить хороший снимок от неважного?
— Наверное, они у каждого свои. Например, я часто вижу фотографии, где схвачен интересный момент, но в то же время что-то не то, невозможно насладиться сполна.
И я замечаю, что, например, по краям кое-как обрезаны (не попали в кадр целиком) люди, руки, ноги, головы. Мне мешает такая небрежность. Или один человек (объект) перекрывает другого, но не полностью (ни туда ни сюда). Или из головы «растёт» дерево, труба, фонарный столб. Я такое отбраковываю у себя. Когда по цвету неинтересно, лучше было бы в чёрно-белом. Когда много лишнего и основное теряется или когда вообще неясно, ради чего затеяно. Ещё не понимаю, зачем снимать и без того красивое, — как правило, получается пошло.
— Думаю, да. Это за счёт контраста и противоположного воздействия белого и чёрного на человеческую психику.
К тому же не надо думать о сочетаниях цветов, всё сглаживается. Автоматически получается графика. А если добавить атмосферу, которую даёт плёнка, её зернистость, то это вообще беспроигрышный вариант. Я иногда халтурю, перевожу в чёрно-белое.
Правда, вижу уже при съёмке, что будет цветным, а что нет. Но я жадная, беру все грибы. Хотя, когда дело доходит до выставок, на стенах в основном оказывается цвет.
— Чем дальше, тем сильнее. Недавно привозили выставку с конкурсными работами World Press Photo, и меня потрясло то, что многие снимки были совсем некачественными, снятыми дрожащей рукой, видимо в трудных условиях, а другие и вовсе непонятны без подписей, третьи — даже с подписями.
В документальной фотографии главное — литературная сторона, новость, событие. В художественной — всё, о чём я уже так много говорила: композиция, ритм, цвет, свет, сочетания и контрасты и т.д.
Но вот когда в снимке есть и документальность, и всё, что характерно для художественного снимка, — это высший пилотаж. Правда, в последнее время в новостных изданиях появилась тенденция отказа от репортёров. Им предпочитают очевидцев — любителей или просто прохожих с мобильниками, которые фиксируют тот самый момент, неважно, в каком качестве.
— Для меня важной и сложной является проблема творчества Бориса Михайлова. Вы мне можете объяснить, в чём его гениальность?
— Фотография, как и любое произведение современного искусства, не должна оставлять никого равнодушным. Если такое происходит, то, значит, она не состоялась. Самый простой способ — шокировать. Собственно, этим занимался Сальвадор Дали и многие потом.
Но не надо забывать, что шёпот тоже раздражает, заставляет прислушиваться, приглядываться. Это я уже о себе, о ком же ещё?
— Можно кричать, эпатировать публику, как это делал, например, Кулик. Эти действия вызывают сильные эмоции. Неважно какие. Раздражитель запоминается.
А можно тихо делать своё дело. Просто потому, что иначе не представляешь своё существование. А потом удивительным образом вдруг осознаёшь, что тебя, твои работы знают и узнают.
Был такой спектакль в театре Васильева, когда на сцене один актёр очень тихо читал монолог, а зрители ужасно напрягались, чтобы услышать, сидели не шелохнувшись, подавшись вперёд.
Конечно, робость очень плохое качество для фотографа. Но если сравнивать то, что делаю я, и, например, того же Бориса Михайлова, то он обличитель, борец. Я тоже не принимаю мир таким, какой он есть, но выбираю из него те куски, которые мне нравятся, и леплю из них свой собственный.
— Задачи возникают сами по мере развития. Сейчас у меня накопилось довольно большое количество готовых серий, некоторые из которых очень хочется показать.
Все выставки, которые у меня были, состояли из работ, снятых в разное время, в разных местах, иначе говоря, избранных. Моя любимая «Бессознательная живопись», например, уже насчитывает больше 50 фотографий, и мне кажется, она созрела для отдельной экспозиции.
Есть несколько мест на земле, куда нестерпимо хочется попасть, поснимать. Хочется свой альбом. Уже однажды всё было готово, но случился кризис.
— Не знаю. Говорят, одну хорошую фотографию может случайно сделать кто угодно. А вот придумать историю, где каждый кадр будет иметь вес, вроде как не всякий осилит.
— Может быть, важен более явно выраженный контекст и литературность (или музыкальность) подхода с развитием лейтмотивов?
— Мне вообще кажется неправильным модная сейчас тенденция в современном искусстве, когда изображение не работает без объяснительной записки с концепцией.
Представьте, что вы зашли на такую выставку в Токио. Всё, она вам недоступна без посторонней помощи. «Ах, вон оно что!» — вы уже не произнесёте.
А ещё я думаю, что нас изначально неправильно учат воспринимать произведения искусства. Помните, в учебниках русского языка были плохие репродукции, по которым заставляли писать сочинения? Так вот, для большинства людей «что я вижу на картинке» важнее, чем «что я чувствую».
И самое печальное, что вот эта самая актуальность уже через год перестанет быть таковой, будет другая. Многие пытаются угнаться за модой, за тенденциями, но эту гонку трудно выдержать и морально, и физически.
Я для себя поняла, что буду делать то, что мне хочется и как мне хочется. Я честна сама с собой и получаю удовольствие от процесса. А нужны мои работы ещё кому-то или нет, покажет время.
— Люди пишут на стенах, а коммунальные службы закрашивают надписи. Как правило, спешат к какому-нибудь празднику, мероприятию.
Я не раз видела, как это происходит. Краску не подбирают — какая есть, такая есть, а хулиганы опять пишут, по свежевыкрашенному. И снова приходится замазывать, но только краска уже другая. Получается эдакая борьба, в процессе которой и возникают разноцветные композиции.
Моя роль — выбрать самое интересное, скомпоновать. Я назвала это бессознательной живописью, потому что те, кто её создают, об искусстве и не задумываются, главное для них — очень быстро выполнить задание, неважно, что цвет не подходит или краска потекла. Моя же серия — показатель того, что искусство существует помимо людской воли, его надо только увидеть самому и показать другим.
— Мне кажется, это и есть самая главная задача: видеть красоту вокруг, вроде как чем больше её видишь, тем больше вокруг её становится.
— Совершенно верно. Чем больше снимаешь, тем больше смотришь, а чем больше смотришь, тем больше видишь. Однажды мне надо было сделать очень много портретов в один день. И я с удивлением обнаружила, что каждый человек оказался необыкновенно красив, и всё потому, что я к каждому присмотрелась со вниманием.