Это был 2001 год, меня пригласили на традиционный фестиваль авторской песни Восточного побережья, и собеседование в посольстве США у меня было назначено на 12 сентября 2001 года. А как известно, 11 сентября самолеты террористов атаковали башни-близнецы в Нью-Йорке.
Женщина в окошке спросила, куда я направляюсь. А как мы знаем, первый раз получить визу очень сложно – нужно доказывать, что ты не хочешь там остаться, что у тебя там дело.
Я подумал, что она иронизирует, но через секунду в моем паспорте уже стояла виза. Видимо, эта дама из посольства справедливо рассудила, что несмотря на террористическую атаку, жизнь для простых граждан должна возвращаться в нормальное русло как можно быстрее.
И вот я в самолете, и в голове все время крутится мысль – как я опоздал, почему я открываю эту страну так поздно, а не 15-20 лет назад. Хотя лечу я довольно спокойно, я вспоминаю, что Америка для нас была чем-то наподобие Марса или Луны, потому что для выходца из города Черкесска Ставропольского края Америка действительно далековато.
По прилету я испытал сильное разочарование, потому что увиденное сильно отличалось от предполагаемого.
Я все ждал бешеную суматоху, а передо мной лежала какая-то сельская местность. Но оказалось, что мы уже в Нью-Йорке, только он может быть и таким.
В общем, этот город я вначале как-то невзлюбил, я ожидал от него чего-то другого, хотя сейчас эти прошлые эмоции кажутся мне смешными, ибо сейчас он – один из лучших городов мира, и я не перестаю поражаться его мощи и красоте.
И вот постепенно я стал в Америку ездить, люди стали меня узнавать, и у меня появились гастрольные туры. Одна поездка, вторая, десятая – и сегодня можно говорить, что я езжу по Америке столько, сколько и американцы не ездят.
Я побывал практически везде, потому что там, где есть три или четыре русских человека, сразу создается бардовский клуб, и меня туда приглашают.
Так что я изъездил Америку вдоль и поперек, даже в штате Айова несколько месяцев преподавал на кафедре славистики профессора Вишевского.
И постепенно я стал Америку как-то ближе понимать, потому что если ты гость, то понять ее довольно сложно – у всех стереотипы.
А там нужно пожить, поговорить с людьми, обо всем расспросить, что я и делал. Я хватал людей за пиджаки и спрашивал, как что устроено и как что работает.
Особенно мне было интересно, как живут врачи, потому что я врач по первой профессии. Я видел, как живут семейные врачи – это низшая ступень. Но были и врачи, у которых дома как Версаль – а это дом обычного хирурга, кардиохирурга или нейрохирурга. И все мне было интересно – и какие страховки они платят, и как тут с жильем…
И из этих расспросов за 10 лет моих поездок уже сложилось ощущение об Америке как о стране, где все устроено очень правильно. Все сделано рационально и по-людски.
Понятно, что многое на наш взгляд может показаться глупым. Но немного поживешь и начинаешь понимать, что это устроено не так уж глупо – более того, именно так и надо.
Америка, кроме того, прививает привычку уважительного отношения к людям. В самолетах у нас при рассадке все зло смотрят друг на друга и нетерпеливо толкаются, как будто их места в самолете кто-то займет. В американском самолете люди спокойно стоят в проходе и терпеливо ждут, пока какой-то дедушка снимет свой пиджак, свернет его восемь раз, неторопливо осмотрится по сторонам и аккуратно положит его на полочку над сидением. И привычка спокойно относиться подобным вещам означает, что и дедушка будет спокойно относиться к тому, что ты уже час в каком-то магазине требуешь у продавца не что-то зелененькое, а зелененькое в крапинку.
Эти в общем-то бытовые вещи крайне важны экзистенциально – люди заставляют себя терпеливо относиться друг к другу.
Да, это правда! Но это крайне важно, что посторонний человек улыбается тебе не потому, что ты ему брат, а потому, что это принятое общение для всех. Это изначальная презумпция твоей невиновности. Когда они потом увидят, что ты негодяй, то их лицо изменится; а пока ты ничего плохого им не сделал, то они дарят тебе улыбку.
Всегда много говорится о том, что «наш человек», приехав в Америку, расцветает какими-то новыми возможностями.
Вспоминаю профессора Наташу Раппопорт – это дочь нашего патологоанатома Раппопорта, который чуть не погиб во время сталинского «дела врачей», а потом был патологоанатомом Сахарова. Так вот, Наташа преподает в Юте, в Солт-Лейк-Сити у мормонов. О возрасте женщин не говорят, но ей где-то под восемьдесят. Она пригласила нас приехать, и когда мы у нее появились, то она, сказав, что у нас есть пара дней на отдых, посадила в машину нас и своего мужа Володю и провезла 1300 миль до Лас-Вегаса.
А там мы купили виски, шли по Лас-Вегасу по тротуару и пили виски из горлышка бутылки, не забыв поместить ее в серый бумажный пакет – так принято. И меня поразила молодость этого человека, которого мы иначе как «Наташа» не называли. И она пила виски вместе с нами, а ведь она – известный ученый, борется с раком и все такое…
А однажды после концерта, уже в аэропорту, ко мне подошел человек и сказал, что хотел бы мне подарить несколько моих фото, которые он сделал на концерте – он специально для этого и приехал в аэропорт. Мы разговорились – оказалось, что у него непростая судьба. Он заканчивал театральный вместе с Мариной Нееловой, потом стажировался у Товстоногова, работал на новосибирском телевидении. Его выгнали с работы, но уже открылись первые кооперативы, и он вдруг стал шить модные шапочки из ткани кальсон – другой ткани не было. Когда он приехал в Америку, и его спросили, кто он по специальности, то вместо «режиссер», он сказал «портной».
И вот уже почти двадцать лет он шьет брюки на Пласидо Доминго и на прочих звезд в театре «Метрополитен». При этом он еще и замечательный фотограф, его зовут Марк Копелев – у него выставки, а в России недавно вышла книга его фотографий.
Иногда кажется, что американскую жизнь можно перенести в Россию – нужно только чуть-чуть постараться. Однако я сомневаюсь в такой возможности – думаю, что Америка – это другая планета.
Например, в безопасности. Конечно, иногда мы слышим ужасные репортажи о том, как сумасшедшие устраивают перестрелки. Однако в том, что безопасности в Америке больше, нет сомнений.
Или упомянутая мною презумпция невиновности обычного гражданина перед окружающими. Как сделать, чтобы окружающие относились к человеку исходно хорошо, пока он не докажет обратное? Трудно сказать, можно ли это перенести вообще.
Конечно, мы многое перенимаем – смотрим на их бизнес, смотрим их фильмы о том, как они живут, как общаются.
Мы многое перенимаем – и обращение «господин Иванов» для нас теперь звучит не так дико, как в девяностых годах, когда оно звучало исключительно как ирония.