Спор о цвете льва

Ну что сказать, правы французы (интересно, они когда-нибудь бывают не правы?): хорошие мысли приходят на лестнице. В том смысле, что все мы крепки задним умом. Вот и мне более-менее убедительные доводы пришли в голову сейчас, спустя недели после того злополучного спора.

А случился спор на выставке детского рисунка, куда меня позвал мой племянник, учащийся одной из махачкалинских школ. Это уже закон: на таких выставках обязательно найдется строгий взрослый, который своими рассуждениями о том, чему и как нужно учить детей, наведет смертную тоску на всех. На выставке, о которой речь, это был грузный мужчина в тесной, в клеточку, рубашке. С кривой ухмылкой разглядывал он рисунки, пытаясь найти в них «правду жизни». Особенно неправдоподобным находил он оранжевого льва с лучистым солнцем вместо головы.

— Интересно, интересно, — хмыкал он. — И где же это наш юный Рафаэль увидел такого льва? Наверное, мы ходили в разные зоопарки…

— Ясно. Вы родительница одного из них. Я должен вам сказать, что вы оказываете медвежью услугу своему ребенку, поощряя вот эти «полеты во сне и наяву». Их к жизни надо готовить, к реальности, а не плодить неврастеников с неясным мировоззрением.

В школьные годы какое-то время я училась во Владикавказе (тогда он назывался Орджоникидзе). Рисование у нас вела стремительная женщина с мальчишеской стрижкой — Мария Николаевна Родимцева. Школа наша была новая, размещалась на краю города. Сразу за школьным двором начиналась роща. Стиснутая с одной стороны лентой шоссе, а с другой — быстрым порожистым Тереком, она узкой полосой тянулась до самой водной станции, куда на стареньком трамвае (маршрут №2) горожане ездили купаться. Роща была густая, тенистая, но кое-где поляны раздвигали вставшие стеной деревья и солнечными коридорчиками выходили к обрывистому берегу реки. Мы, члены школьного кружка рисования, тут и учились рисовать. Занятия Мария Николаевна редко проводила в классе. За ненадобностью были убраны далеко в шкаф чучела пернатых и гипсовые слепки с античными профилями, которые остались от предыдущего преподавателя и которые мы усердно зарисовывали в свои альбомы, набивая руку. «Поставить рисунок мы еще успеем, — говорила Мария Николаевна, а пока смотрите, учитесь прислушиваться к себе, доверять своим ощущениям».

Не думаю, что она плодила неврастеников. Один из моих одноклассников Александр Отраковский стал Героем России, воевал в «горячих точках». Умер в Дагестане, куда был прикомандирован из Мурманска в связи со сложной обстановкой в республике. В самые сложные августовские дни 2008 года был в Южной Осетии в составе миротворческих сил другой мой одноклассник — Казбек Фриев.

Могла бы я рассказать человеку в тесной клетчатой рубашке и о другом педагоге — Георгии Алексеевиче Малкине. Уроженец Тамбовской области, он жил в Дагестане, в Огнях. Математик по образованию, на базе Огнинской школы-интерната горянок создал один из лучших в Дагестане краеведческих музеев. В знак признания ценности экспозиции музею было присвоено звание народного. Но самым главным достижением Малкина был все же не музей, а его воспитанницы. Собственно, благодаря одной из них я и познакомилась в свое время с этим удивительным человеком.

Будучи как-то по заданию редакции на заводе им.Гаджиева, разговорилась с не по летам серьезной девушкой с тихим голосом. Днем она работала, а по вечерам готовилась к поступлению в институт. В разговоре мелькнуло это имя — Георгий Алексеевич. Мол, советуюсь в письмах с ним по всем вопросам и подписываюсь так: самостоятельный человек. Тоном, каким были сказаны эти слова, в разговоре мы выделяем то, что на письме берем в кавычки. То есть мне предлагалось догадаться, что у подписи — особенная история.

Я добросовестно догадалась. Тут девушка и стала рассказывать о музее, о том, как он создавался и какие там интересные экспонаты собраны, и как они их описывали, систематизировали — самостоятельно. На последнем слове она опять сделала ударение…

В Огнях этот разговор имел неожиданное продолжение. В день приезда, не застав Малкина в школе, я стала дожидаться его в музее. В полной тишине переходила от экспоната к экспонату, не умея пока упорядочить, привести в систему свои впечатления, как вдруг рядом услышала чье-то дыхание. Подле стояла девочка в белой кофточке и темной юбке (мелькнуло: наверное, у них форма такая) и тоже смотрела на выставленные под стеклом образцы полезных ископаемых, собранных по всему Южному Дагестану. Она сказала, что может показать мне самые интересные материалы.

Я не возражала. Стало любопытно, что может рассказать семиклассница о вещах, возраст которых исчисляется подчас столетиями. Ну вот хотя бы об испикской керамике.

Девочка рассказа не только о ней. И предметы, еще полчаса назад не вызывавшие у меня особенных переживаний, увиделись по-другому, по-новому. При всей разнице в возрасте девочка очень напоминала ту бывшую воспитанницу, с которой разговорилась на заводе в Махачкале. Напоминала увлеченностью, потребностью понять себя и мир, себя в этом мире.

У Герцена есть выражение — возбужденность мысли. Возбужденная, беспокойная, ищущая мысль — вот самое ценное, что может дать учитель ученику. А уж каким будет на рисунке лев — с привычной гривой или оранжевый, с гривастым солнцем вместо головы, не так уж и важно. Главное, чтобы ребенок полагался на собственные знания и собственные чувства. Позже это вернется к нам новыми добрыми делами. Вот о чем хотела, но не смогла сказать в пылу бестолкового спора мужчине в тесной рубашке. Может, теперь получилось.