Сэнсэй Калинина

— Валентина Александровна, чем простую советскую школьницу так заинтересовала Япония, что она во что бы то ни стало решила выучить японский язык?

— Я хотела быть и врачом, и археологом, и биологией увлекалась, и литературой, и языками… Мне было очень сложно определиться. Но из-за того, что я болела, мне врачи порекомендовали не поступать в год окончания школы. Я решила поработать.  И попала в Отдел литературы на языках стран Азии и Африки в Публичной библиотеке. Сначала я работала с книжками на иврите, и стала изучать иврит. Потом меня перевели в арабско-персидский отдел, и там я увлеклась персидской поэзией. В итоге я попала в японский отдел. Он тогда был на Фонтанке, напротив Дома Дружбы. В то время только начали развиваться отношения с Японией, стали приезжать первые делегации и меня стали брать на эти встречи. Тогда и произошло моё первое знакомство с традиционным искусством Японии. Я узнала, что такое икебана, поучаствовала в чайной церемонии, впервые примерила кимоно — потрясающее ощущение. А вкус японского чая тогда не пришелся мне по душе. Посмотрела первый японский фильм —  как сейчас помню — «Здравствуй, малыш!» Песня из этого фильма до сих пор мне очень нравится.  Всё это мне было очень интересно. А поскольку я работала в библиотеке, меня заворожили японские книги и журналы. Наверное, в душе я была ещё ребёнком, потому что мне очень хотелось прочитать и детские книги, которых тоже было много в библиотеке.

А ещё в этом выборе сыграла роль и первая любовь. Один молодой человек изучал японский язык. Он занимался японским театром и приходил к нам в библиотеку читать книги. Мы дружили, он много рассказывал мне про Японию. Он убедил меня, чтобы  я не боялась поступать в Университет, хотя считалось, что в те времена могли попасть на японское отделение только избранные: дети номенклатурных работников и т.д.  Я никакими связями не обладала. К сожалению, этот молодой человек погиб в тот год, когда я сдавала экзамены в Университет.

Когда я поступала, всё складывалось так, как будто мне помогают свыше, очень удачно. Но количество баллов я набрала равное с молодым человеком, а тогда предпочтение при поступлении на восточный факультет отдавали лицам мужского пола. На собеседовании в комиссии был Михаил Николаевич Боголюбов, декан востфака. Когда обсуждали мою      кандидатуру, он сказал: «Давайте возьмём эту девочку!», хотя он меня не знал. Я очень рада, что в прошлом году Михаил Николаевич был тоже награжден Орденом.

Мне предлагали пойти на монгольское, корейское, китайское отделение, но я решила, что в память о моем погибшем друге буду поступать хоть всю жизнь, но только на японское. Мои документы отправили в Центральную приемную комиссию ЛГУ. Недели две не было ответа, я уже отчаялась. И последний раз я, когда я пришла узнать результаты с ещё  одной девочкой, у которой была такая же история, нам сказали: «Идите делать флюорографию». Мы так громко закричали от радости! Как только университетские стены выдержали, я не знаю. Это был один из самых счастливых моментов в жизни!

— Детская японская литература стала темой моих курсовых и диплома. Никто этим в стране у нас не занимался. Но кандидатскую защитить по этой теме мне не удалось, сказали, что эта тема не актуальна, предлагали  другие. Но я такой человек, если мне что-то не нравится — не буду этим заниматься.

—  У них есть свой мальчик-с-пальчик Иссумбоси, что дословно переводится как «странствующий монах в один сунн» — это чуть больше трёх сантиметров. Есть золотой мальчик — Кинтаро, и есть Момотаро, мальчик из персика. А я очень люблю Кагуяхимэ — у нас её переводили как сказку о лучезарной девочке, которая появилась из бамбука. Это была Лунная принцесса. Это одна из самых старинных сказок, которая входит в «Такэтори моногатари» — повесть о бамбукосеке.

— Первые три года я не знала, что такое студенческая жизнь в полном объеме, хоть и на дневном училась. Я очень много занималась.

— У меня был такой момент в жизни, когда я поставила себе цель и сказала: «Я должна добиться этого!» Но я поняла, что это невозможно. Да и не один язык нельзя, свой родной тоже. Японский язык — это космос. Я иногда страдаю от того, что смотрю иной раз в текст и практически ничего не понимаю. Я не стесняюсь об этом говорить. Всё зависит от темы. Узнаешь иероглифы, знакомые слова. Но очень витиеватой бывает грамматика. И есть что-то неуловимое, что мешает тебе сразу понять смысл.

— В основном, было два варианта: «Интурист» и технический перевод. В год моего окончания Университета должно было открыться японское консульство. Мне с подругой предложили там работать. Мы были счастливы. Но в консульстве не закончился вовремя ремонт, и по распределению мы туда уже не попадали. Я какое-то время переживала по этому поводу, но потом поняла, что это была бы работа не для меня. В итоге по распределению я попала обратно в свою библиотеку, хотя идти туда мне не очень хотелось. Но тем не менее свою работу в библиотеке я вспоминаю с радостью. Я еще лучше освоила иероглифику. Япония была единственной страной, книги из которой можно было заказывать самостоятельно по каталогу. А еще мне приходилось писать списки от руки. Я рада, что мне удалось помочь многим своим коллегам — ведь для их диссертаций я заказывала книги из Японии. У  меня была активная жизнь в библиотеке. Та же акупунктура началась при мне — я переводила первые статьи по этой теме. И узнала тогда, что укола иглы надо бояться больше, чем стоящего перед тобой тигра, потому что тигр тебя либо съест, либо уйдет, а один укол может нанести такой вред, который  проявится через много лет.

Я бы может  в Публичной библиотеке и всю жизнь проработала, но судьба предложила мне новый интересный вариант работы. Работая в Обществе дружбы, я часто помогала принимать японских художников в Союзе художников, и меня стали называть «придворным переводчиком». В результате мне предложили должность директора библиотеки Союза художников. Второе образование у меня библиотечное. Время было интересное, перестроечное,  я делала много выставок в библиотеке. Первые пять лет работы были просто потрясающие. Я, например,  сделала выставку очень интересной художницы Варвары Дмитриевны Бубновой. Она прожила в Японии почти 40 лет и возродила для японцев искусство литографии, преподавала русский язык и литературу в одном из крупнейших университетов Японии — Васэда. Варвара Дмитриевна воспитала плеяду замечательных русистов. За свой вклад она так же была удостоена Ордена.

В 1989 году меня сделали членом правления Общества дружбы «Россия—Япония».  За многие годы я не пропустила практически ни одного мероприятия, много работала как волонтёр с японскими делегациями. И эта работа в Обществе дружбы, конечно, мне очень многое дала.

— К сожалению, достаточно поздно. По туристической путевке съездить не представлялось возможным: во-первых, это была очень дорогая поездка, во-вторых, в советское время в капиталистическую страну можно было поехать только после страны соцлагеря. А ещё говорили, что была негласная директива: специалистов в страну изучаемого языка не пускать. Поехать переводчиком с делегацией все тоже никак не получалось. Но я всё-таки попала на последний «корабль дружбы» из Советского Союза! Это была большая делегация, и в её состав входило много интересных людей со всех республик. Мне посчастливилось познакомиться с выдающимся журналистом того времени Владимиром Цветовым. Благодаря его репортажам мы стали узнавать очень многое о Японии.

— Я много читала и много смотрела фильмов. Когда я видела Японию на открытках, на фотографиях, мне казалось, что всё это нереально красиво: яркое синее небо, сказочные цветы, дома… И оказалось, что всё именно так.

Я открывала для себя Японию так же, как и первые иностранцы, прибыв на корабле в Нагасаки. Помню чувство неописуемого восторга!  Когда мы прибыли в Нагасаки, мне посчастливилось первой ступить на землю Японии в составе официальной делегации для проведения торжественной встречи. Я была единственной женщиной в делегации, да ещё и светловолосой. И поскольку нас показывали по телевизору, то, когда я гуляла по городу, меня многие узнавали и приветливо кивали головой. А когда я заходила в какой-нибудь магазин, мне сразу говорили: «А, вы из России!», делали мне подарки, и просили рассказать о России. Я приобрела много друзей. Это было перед визитом Горбачева. И японцы тогда сказали, что если все русские такие, как Валя-сан, то пусть Горбачёв приезжает!

— Нет, от японцев я и про Достоевского часто слышу. Многие им восторгаются. И я думаю, неужели они так хорошо понимают его в переводе? С Достоевским у меня связана смешная история. Я как-то водила японцев и показывала им: «Вот, здесь жил Достоевский». Никакой реакции. А потом одна переводчица, японка, сказала мне, что нужно говорить ДОстОевский, не акать, иначе не поймут.  А Айвазовский им нравится, потому что с морем связано. Японцы даже стараются жить  в гостинице «Прибалтийская», потому что там номера с видом на залив.

—  Да, считается, что японцам больше свойственно скрывать свои чувства. Любые. Но помню, когда я была в Нагасаки и общалась с японцами, причем не такими уж молодыми, — так хохотать, как мы хохотали… Для меня японцы совсем другими стали. К счастью, у меня много друзей среди японцев, хотя были в жизни такие моменты, когда я сильно на них обижалась. Видимо, ещё не до конца понимая особенности их менталитета. И в то же время, как меня поздравляли японцы с награждением Орденом Восходящего солнца! Может даже теплее, чем соотечественники. Сегодня, кстати,  мне позвонил из Японии человек, сыгравший важную роль  в моей жизни — Окамото-сэнсэй. Он экономист, но преподавал нам японский. Мы его обожали, особенно когда он говорил: «А не сделать ли нам класс под открытым небом?»  Когда к нему приехала семья: жена и двое детей, меня прикрепили к ним в помощь. Я с ними и в магазин, и с детьми посидеть, и в театр сходить…  Это был хороший опыт. А потом Окамото-сэнсэй познакомил меня со своими друзьями, представителями японских фирм. Я стала работать как переводчик. И познакомилась со многими интересными людьми.

—  Меня познакомили с директором школы  Николаем Казаковым, который захотел сделать свою школу японской. Мы с энтузиазмом начали новое дело. Я проработала там с 1992 по 2005 год. За эти годы было очень многое сделано.

— С первого. Когда мы открыли школу — язык ввели в первом классе, пятом и десятом. Я хотела посмотреть на всех уровнях, как это будет. Сейчас многие мои ученики уже и Университет закончили, и на японских фирмах работают, и в Японии стажируются.

— Я считаю, что чем раньше, тем лучше языки изучать. Мы участвовали в конкурсах по японскому языку в Петербурге, в Москве, и даже в Токио. И практически каждый год занимали первые места. Особенно дороги мне самые первые победы моих учеников на конкурсе в Москве и в Токио.

— Во время работы в школе заместителем директора по японскому языку и международным связям, у меня была полная свобода.  И это дало возможность сделать очень многое. К нам часто приезжали японцы. А ещё удалось наладить обмен с Аояма-гакуин.  Это престижное учебное заведение в центре Токио, в состав которого входят детский сад, школа, университет. Его история насчитывает больше 130 лет. Выпускники этого заведения часто становятся очень известными людьми.

— В основном, это так. С этого года правила приема ужесточились: к сожалению, мы не можем принимать студентов.

Я люблю свою работу и готовлюсь к каждому уроку. Стремлюсь к тому, чтобы мои уроки были интересными и не однообразными. А ещё учусь вместе со своими студентами.

Первым моим учителем по японскому был Андрей Андреевич Бабинцев, светлая память этому человеку. Я много переняла от него — например, частично его манеру общения со студентами. А вообще-то мы боялись попасться ему на язычок, он собирал студенческие перлы. И мог подколоть хорошо.

Я люблю тот язык, которому меня учили, стараюсь с японцами старшего поколения общаться. Японские иероглифы нетрудные, но если они написаны для японцев, они порой совершенно не годятся для иностранцев. Поэтому я очень много придумываю своих ассоциаций, и предлагаю ученикам придумывать свои. Вот как пишется Орден Восходящего солнца:  такой иероглиф Восходящего солнца встречается очень редко в обычной жизни. Он состоит из иероглифов «9» и «день», хотя есть другой иероглиф — «асахи», —  означающий восходящее солнце. И мне японцы объяснили, что это связано с магией чисел, если коротко:  10 — это полный цикл, поэтому солнце восходящее — это  фаза 9. Я радуюсь, когда узнаю нюансы какого-то слова!

— Хочу пожелать каждому найти то дело, которое будет приносить максимальное удовольствие и которое будет делом его жизни. Хочу пожелать, чтобы было больше свободы себя проявить, что было больше творчества, которое может быть в любом деле. Но надо также понимать, что ничего легко не дается. И не надо бояться смело идти вперед. И стараться не изменять себе.