Три главных галереи Москвы, «Айдан», «Гельман» и ХL закрываются; «Пыль» в «Laboratoria Art&Science Space»; «Мода за железным занавесом» в Царицыно и книга «Советский стиль”; «Комиссар исчезает» в Музее истории ГУЛАГа; правдивый ретушер Аркадий Шайхет и модный китаец Ай Вэйвэй в МАММ; советский человек-мем Ушац в галерее «Вхутемас».
Главное событие выставочной жизни Москвы на этой неделе – пресс-конференция, данная 23 апреля галеристами по поводу прекращения работы трех самых крупных галерей современного искусства, «Айдан», «М&Ю Гельман» и «XL». Об этом уже известно некоторое время, и все с похоронным настроением обсуждают отсутствие арт-рынка в России. Но объявленные планы дают понять, что это не жест бессилия, но напротив – начало более сложной и интересной работы, в новом формате.
Елена Селина объяснила, что ее галерея все же остается, и будет делать необходимый по международным стандартам минимум – 4 проекта в год. Но директором галереи будет Сергей Хрипун – бессменный соратник Селиной в течение 20 лет. Сама Селина возрождает «XL projects», которая будет заниматься тем же, что делала галерея – большие музейные выставки-ретроспективы и новые проекты. С той разницей, что эта организация будет некоммерческой. Смысл этих перемен в том, что содержание галереи обходится 400 тысяч у.е. в год, что непосильно для частного лица и творческого человека, но при попытке найти спонсора на большой проект и государственные и частные структуры отказываются, мотивируя нежелание помочь культуре тем, что галерея – коммерческое заведение и должна сама справляться.
Марат Гельман идет по «партийной» линии – он посвятит себя программе «Культурный альянс» при государственной поддержке – развитию культурной сферы в регионах, а в его пространстве на Винзаводе будут выставляться региональные художники – циркуляция событий в двух направлениях, центробежном и центростремительном. Арт-критик Милена Орлова пылко высказалась насчет того, что независимые деятели искусства теперь станут государственными подчиненными. На что Гельман, которого часто упрекают в коллаборационизме, рассказал о своей позиции: «В плохую погоду, когда гололед, кто-то не решается выйти из дома и остается переждать на диване, другие говорят – я сяду за руль и буду ездить осторожно, я знаю эти риски. Я три года работаю в государственном музее в Перми, и никто не скажет, что по отношению к его деятельности была цензура или «советы» со стороны государства. Я сейчас начинаю проект в Краснодаре. Общался с художниками, чиновниками, и все говорят – у нас здесь казаки, знаете, можно как-то без искусства, затрагивающего религиозные темы. Я сказал губернатору – если все так говорят, с этого надо начинать. 15 мая там откроется выставка «Icons». Милена права, когда предупреждает нас, что ситуация опасна и мы должны быть осторожны. Но кто, как не люди с авторитетом и опытом, которые могут настоять на своем, могут работать с государством. В стране скользко, погода плохая, атмосфера плохая, это не повод уходить».
Гельман уточняет, кого он видит как перспективного партнера – это не государство вообще, которое, как правило желает, чтобы его прославляли, и все же не коллекционер, который, за редким исключением, желает, чтобы искусство было похоже на веселую вечеринку. Это – муниципальные власти. Их желание прославить свою территорию совпадает с желанием кураторов и художников сделать громкое событие, на которое пойдут зрители и напишет пресса.
Айдан Салахова также оставляет за собой пространство на Винзаводе – в качестве своей мастерской. Изюминка в том, что с вечера пятницы и до вечера воскресенья зрители могут приходить и смотреть, как работает художник. Кроме того, в этой же мастерской будут работать ученики Салаховой из Суриковского института. Раньше она вела первые два курса, и затем дети уходили в другие мастерские, где постепенно забывали, как, и главное, зачем рисовать. Теперь она ведет студентов с 3 по 6 курс, и значит, они выходят на свободу действительно «ее» учениками, без травм столкновения с отжившей идеологией.
Именно Салахова проговорила вслух то, что каждому из пионеров галерейного бизнеса в России стало ясно – «формат галереи стал тесен», делать год за годом десятки персональных выставок — скучно. Надо сказать, и прессе, и зрителям тоже стало скучновато. Наибольшим успехом пользуются выставки, которые выходят за рамки современного искусства и передают некое знание об избранном предмете. В них произведения художников либо фигурирует как один из видов передачи этого знания, либо искусства как такового вообще нет, но тексты и экспонаты показаны как инсталляция.
Одна из таких выставок – «Пыль» в «Laboratoria Art&Science Space (до 15 июля) в здании НИФХИ им. Карпова, по соседству с Институтом мозга. Куратор пространства Дарья Пархоменко работает со science-art, проектами на грани науки и искусства. Выставка о пыли случайно совпала с событиями, которая обсуждает вся страна, почти мистическими – пыль из квартиры кардиохирурга Юрия Шевченко проникла неизвестным науке способом в соседнюю квартиру, которая принадлежит патриарху всея Руси, и повредила мебель и книги, среди которых есть особо ценные издания вроде «Робинзона Крузо» Даниэля Дефо 1974 года. Кардиохирургу пришлось по решению суда выплатить 19 миллионов рублей, чтобы возместить невидимый ущерб. Пыль, которая стала героем новостей в России — свидетельство морального разложения общества. Совсем другое дело – пыль, о которой говорят художники и ученые, для них это способ понять законы вселенной.
Выставка начинается со старой работы Анатолия Осмоловского, приобретающей здесь новое прочтение – вдоль стен возле самого пола пылью написан лозунг «Подлинная свобода – в жесточайшей логике развития, все остальное — произвол». В качестве эпиграфа к этой выставке работа вроде бы говорит о разумном устройстве природы, но по отношению к пыли патриарха не лишним будет вспомнить и тот смысл, который, видимо, изначально имел ввиду художник – тот, кто нарушит законы человеческие, будет наказан историей.
Пыль делает невидимое – видимым. Когда пускаешь блинчики по воде, никогда не удается рассмотреть круги, которые остаются на воде, потому что следишь за полетом камня. Наталья Егорова сделала слепок «возмущенной воды» из песка, дорожку с «шагами» камня, назвав свою работу «Псевдоморфоза» — научный термин, обозначающий случаи, когда минерал, которому положено иметь определенную кристаллическую форму, вдруг принимает несоответствующую его составу и свойствам псевдоформу. Графика Михаила Толмачева сделана в сотрудничестве с копотью – он прикладывает к вентиляционным решеткам листы бумаги и на них отпечатывается движение воздуха, темные частицы оседают странными силуэтами, иногда похожими на ребра грудной клетки, иногда – на архитектурные чертежи. Стас Шурипа пишет в тексте об этой работе: «функция художника в современной культуре: замедлять смыслы, чтобы являть неразличимое, следы движений духа времени».
Пыль может быть музыкальной. Художники Маркус Деккер, Дитмар Оффенхубер и Оркан Телхан, впечатленные фигурами Хладни, собрали с московских улиц пыль и заключили в герметичную стеклянную трубку – двигая поршень внутри нее, зритель может создавать звуковую волну, которая придает частицам различные формы. Алексей Блинов и Федор Софронов берут частицы покрупнее, которым еще только суждено стать пылью – городской мусор, а именно – использованные билетики на метро и наземный транспорт. Каждый из них содержит уникальный цифровой код и является свидетельством о повседневной жизни горожан, которые в масштабах вселенной – не более чем циркуляция песчинок. Зрителю предлагают извлечь из «океана запахо-звуко-цвета то, что ушло в прошлое». Нужно взять швабру, к ручке которой сверху подсоединены симпатичные наушники сентиментально-розового цвета, надеть их, и ворошить шваброй билеты, разбросанные на полу. В щетинках – датчик, который считывает коды на билетах, и каждому из них соответствует свой звук или мелодия.
Но это не только архив былого. Работа Кирилла Асса и Анны Ратафьевой «Гризайль» похожа на следы на стене, оставшиеся от книжных полок и книг. Но не слишком похожа, поскольку авторы, похоже, говорили все же не о культурной памяти. Они выбрали старинную технику, которой строители пользуются для разметки расстояний – веревка пачкается в угле, потом сильно натягивается между двумя гвоздиками, потом нужно за нее дернуть, и она хлопнет по поверхности, оставив на ней линию из угольных крошек. Таким образом они расчертили стены контурами полок и книг, и техника говорит о том, что нечто должно быть построено. Культурная база, которую человечеству предстоит создать, место для архивов в будущем.
Пыль нередко видится художникам не как продукт распада, но как материал для творения.
Объединение «Вверх!» в своей работе «Прах сети» показывает пылинки виртуальные. «Физическая пылинка – кровная частица единого тела, пиксель – единое тело, превращенное в частицу. Физическая пылинка – след разложения, а пиксель – начало создания». Художники берут множество онлайновых видео и каждое из них уменьшают до одного пикселя, делая из них мозаичный экран. Виртуальная реальность — бесконечное масштабирование, вселенная, раскрывающаяся из точки пикселя до всемирной сети. В видеоработе Максима Ксуты «Сеятель» — призрачная фигура, человек с раскинутыми руками, угадывается в облаке светящихся частиц на черном фоне. Одни частицы падают вниз, другие поднимаются и вновь присоединяются к фигуре. Человек состоит только из этой циркуляции – что посеешь, то и пожнешь.
Как выясняется, сама пыль может быть очень интересной, но это никак не изменит того, что эпитет «пыльный» часто является синонимом слова «скучный». И когда узнаешь о выставке советской одежды, сразу представляются пыльные манекены и атмосфера скуки. Это не так – выставка «Мода за железным занавесом» в Царицыно (до 12 июня) стараниями куратора Ирины Коротких и коллекционера Александра Васильева действительно стала тем, чего они хотели – экскурсом по истории, которую заставшие СССР могут вспомнить и пересмотреть через «ленты, кружева и ботинки», а молодые, которым неинтересны электрификация и индустриализация, эмансипация и ликбез, раскулачивание и лагеря, могут заинтересоваться прошлым страны через «прикиды», которые входят в сферу их постоянных интересов.
Вопреки анонсам, часто подчеркивающим вторую часть названия «Из гардероба звезд советской эпохи», выставка вовсе не о том, о чем пишут в желтой прессе — о «грязном белье селебритиз». Экспозиция выстроена хронологически, по одному-два зала на каждое десятилетие ХХ века.
10-е годы – дочь священника после революции шьет одежду из папиного облачения. Вообще, интересно, что так же, как и в современном искусстве, важным моментом для понимания экспоната является прочтение этикетки: без названия, года создания, и техники ничего толком не поймешь. Платье как платье, но – «пошито из ткани китайской ширмы». И сразу думаешь про эти годы гражданской войны, страшный голод и при этом неистребимое желание остаться красивой. Впрочем, не лишенное практичности. Из квартиры, где ширма стоит – вышвырнут, останешься посреди улицы, в чем был – так лучше выглядеть привлекательно, чтобы иметь больше шансов выжить.Становится модным «народный стиль» — холщовые рубахи с вышивками. Чтобы, так сказать, «сойти за своих». Дворяне и богачи маскируются под презренных холопов, и делают это не без изящества.
20-е годы представлены как НЭПовскими нарядами и фото роковых женщин, так и авангардом — эскизами тканей и костюмов Любови Поповой из собственной коллекции музея Царицыно. Рабфаковская блуза стала бы хитом у современных поклонников скромности и «экологического» стиля, а курточка с эскиза Поповой – мечтой рейвера. Но все эти прозрения наших раннесоветских «дизайнеров» мы не ценим – права на публикацию эскизов Поповой и воспроизведение узоров на тканях купили австрияки.
30-е годы – конструктивизм последовательно уничтожают. Женственные платья из тонких тканей, цветочные орнаменты. Снова те же холщовые рубахи-платья с вышивкой, но уже как предвестье политики, в которой будет важна национальность.
40-е годы – поражает желание женщины выглядеть хорошо и желание мужчины видеть нечто соблазнительное. В подписях к фотографиям женщин-фронтовиков пояснения о том, что «волосы завиты на бигуди» соседствуют с указаниями «на кителе – медаль «За отвагу». Как бы кощунственно это ни звучало, но героини фронта гордятся что у них такие красивые «брошки» — с бижутерией как буржуазными пережитками советская власть боролась вплоть до 60–х годов, так что ордена и планки были единственными украшениями, которые могли позволить себе советские женщины. В том же зале – трофейные шубки и платья, и среди них – одна из тех самых немецких ночных рубашек, которые русские женщины носили как вечерние платья.
Модельеры Лена Нартова, Катя Филлипова, Вера Олейникова, Катя Бакша в расписных платьях работы Георгия Острецова (в центре) из коллекции «Русские язычники», фотография С. Борисова, Москва, 1992; три головных убора в форме древнерусских шлемов, СССР, 1980-е, фетр, Московский дом моделей, дар Кирилла Гасилина; советский «клатч», 1980-е, дизайнер Ольга Астафьева, дар Людмилы Черновской – все из коллекции Александра Васильева
50-е — new look и модели Диора на фоне Василия Блаженного, красное платье из новомодного нейлона, в котором Клара Лучко произвела фурор на кинофестивале в Каннах. Два зала с платьями, сумочками и туфельками балерины Галины Улановой, из ее музея-квартиры в высотке – но там их увидеть нельзя, они просто висят в чехлах в шкафу.
60-е — космические блестки, металлик. Костюм из золотой парчи Вероники Горюновой, жены советского посла, в котором она фотографировалась вместе с Юрием Гагариным. И суровый стиль, жесткие хлопчатобумажные ткани с узорами, подходящими для кухонных полотенец.
70-е – хипповые самодельные бусы из косточек и орешков, знаменитое «радужное платье» (хитон и комбинезон) Майи Плисецкой, пошитое для нее Пьером Карденом.
И 80-е – эпоха безвкусицы, королем и бессменным идеологом которой до сих пор является Вячеслав Зайцев. Дичайшие экземпляры «авторской моды», среди которых затесались проекты современного художника Георгия Острецова – в том-то и дело, что как костюмы для перформанса все это прекрасно, но как одежда никуда не годится. Эти авангардные конструкции никак не взаимодействуют с телом, они самодостаточны как скульптуры. Ну и кроме того, эти наряды абсолютно нефункциональны.Художник может позволить себе выглядеть как…
Источник: