Одна из самых интересных выставок Москвы закроется уже в это воскресенье – «Шедевры подделки» ( «Дом иконы», до 10 июня ). Потрясает честность владельца музея – не каждый откроет публично тот факт, что его обманули. Коллекционер Илья Возяков, часть своего собрания сделавший музеем, недавно при повторной экспертизе узнал, что около десяти вещей из его коллекции являются подделками, и выставил их в отдельном зале. Рядом с картинами представлены копии документов экспертизы «до» покупки и «после», спустя несколько лет. При этом некоторые повторные экспертизы были проведены теми же самыми экспертами, что и предыдущие – одни и те же фамилии под заключениями. Наверное, даже не стоит беспокоиться узнавать, что стало после этой выставки с упомянутыми публично экспертами, которые «соврамши». Разумеется, они скажут, что за прошедшие несколько лет в их распоряжении появились новые технические средства, а без них раньше никак невозможно было узнать, подлинник это или нет. Посмотрим, что тут новенького.
Среди упомянутых средств исследования в позднейших экспертизах: «стилистическая, технологическая (МБС, УФЛ, ИКЛ), макрофотосъемка, рентгенограмма, анализ фактур живописной поверхности, сравнение с эталонными произведениями, работа со специальной литературой». И что из этого, простите, было недоступно даже лет тридцать назад? Тем более, что в основном для определения подделки эксперты пользовались сравнением с эталонными произведениями данного автора. Самая потрясающая – повторная экспертиза картины Рериха «Гости прибыли», поначалу удостоенной отметки «имеет музейное значение». Эксперты обоснованно разносят эту картину ко всем чертям, указывая на то, что все фигуры композиции скопированы из известных картин Рериха, причем иногда с очевидно комическим результатом – так воины, ставящие паруса ладьи, срисованы из картины «Славяне на Днепре». Чтобы вписать их в композицию, автор подделки был вынужден перевернуть их зеркально, и запутался – канат, натягивающий парус, проходит с подветренной стороны паруса. Остальные ошибки – для знатоков русского костюма, но очевидно, что Рерих их бы не допустил, тем более, как пишут эксперты, «создание произведений из фрагментов собственных картин разных периодов и сюжетов нетипично не только для Рериха, но и для любого самостоятельного художника».
Самое увлекательное и поучительное в этой выставке даже не то, что был подтвержден факт недобросовестности экспертов и обнародованы их имена, первое мы и так знали из прессы, а второе интересно только коллекционерам такого уровня, которым экспертиза понадобится.
Важно, что здесь проявляются какие-то общие механизмы оценки. Вот висит тут же картина Коровина – гения русского искусства. Что будем делать? Скорее всего, как и положено, — восхищаться. Но только в том случае, если мы не любим Коровина до безумия, не знаем большинства его работ наизусть. Ну а если любим и знаем, то, несмотря на первую экспертизу, в глубине души будет маячить невысказанное «грязная мазня». Повторная экспертиза подтверждает подделку – «грубая «рубленая» манера живописных мазков противоречит художественным приемам Коровина». Господи, это же не химический анализ грунта, неужели раньше не было видно, что это плохая картина?
Сначала не видно, но для того и нужно ходить по музеям, чтобы почувствовать. Проблема коллекционирования в целом, не считая отдельных энтузиастов, в том, что приобретение картин — лишь средство инвестирования, а не результат чувств, охвативших покупателя при просмотре произведения. Мне вот кажется, что лучше картина неизвестного автора, которая производит такое впечатление, что навсегда остается в памяти, и когда указываешь на нее другим, они разделяют твои чувства. А неудачная картина известного автора – ну простите, но лучше бы мне и не видеть, и ценности она не имеет.
Надо сказать, что плохое тоже может поражать – никогда не забуду историю о поддельных картинах Вермеера, блестяще описанную в богато иллюстрированной (что в данном случае очень важно, так как большинство репродукций очень редкие, а сопоставление с известными картинами очень продуманное) и «бестселлерно», но очень глубоко написанной книге-альбоме « Покушение на искусство » Григория Козлова (Москва, Слово, 2009). Среди рассказов о взаимодействии государств и музеев, описании механизма создания мировых шедевров, роли искусства в экономике есть потрясающая история о художнике, подделывавшем картины Яна Вермеера Делфтского.
Как пишет Козлов, Вермеер обязан своей славой двум людям: королю и революционеру. В 1822 году король Голлландии Вильгельм I купил картину «Вид Делфта». Директор музея в Гааге негодовал: «Зачем в столичном музее, где собраны шедевры признанных гениев, картина какого-то неизвестного». Королю было наплевать на такие аргументы – у него были свои резоны, так там была изображена Новая Церковь, в которой был похоронен основатель королевской династии. Король не поверил эксперту, пусть из-за причин, не имеющих отношения к искусству, но Вермеер посмертно сделал свой первый шаг к мировой известности. А потом от гонений Наполеона III сбежал в Голландию опаснейший смутьян Теофил Торе – и никто не мог догадаться, что ставший знаменитым арт-критиком журналист Вильям Бюргер – то же лицо, что и Торе, параллельно собиравший коспиративную антибонапартистскую сеть.
И заодно провел расследование о творчестве Вермеера. Он не был искусствоведом, а просто человеком, который понимал искусство. В дальнейшем Козлов описывает, как после получения Вермеером мировой известности в 1930-х годах, историк голландского искусства Абрахам Бредиус создал теорию о том, что если ни один из художников того времени не обходился без сюжетов на религиозные темы, то и у Вермеера они должны быть. Этой мыслью воспользовался художник Ян Ван Мегерен и написал эти разыскиваемые картины. Как он продал первую из них Герингу, и как потом на суде доказал, что он не предатель, но герой голландского народа, надувший фашиста на круглую сумму, как Бредиус лишил Россию подлинного Вермеера, который у нее был – все это захватывающе описано у Козлова.
Но – как можно было поверить в то, что эти неумелые, пошлые, ужасающе непохожие на мастерство Вермеера картинки могут быть работами мастера? Неужели тот, кто может так сделать из бытовой сценки всеобъемлющий образ мира, сделал бы библейские истории такими слащавыми? Как знаменитые знатоки искусств попались на эту удочку? Имя автора на слуху, репутация экспертов, влиятельность лиц, купившихся на первые два пункта, в целом подразумевающиеся под коллекционированием экономика и политика вместо понимания искусства – причина таких позорных ошибок.
Каким знатоком искусства был Герман Геринг на самом деле – можно судить по приведенному в книге Козлова фото интерьера виллы Каринхалле, справедливо одобренной Гитлером в качестве «вывески Рейха».
Коллекционирование искусства как простое инвестирование так же бемперспективно, как инвестиции в науку или производство без понимания предмета. Есть ценность старины – и ценность шедевра, то есть не все старинное есть шедевр. У революционера Торо хватило точности взгляда, чтобы отыскать ряд подлинников Вермеера – он нашел общие особенности его творчества. В картинах Делфтского есть такие странные, современные для нашего с вами времени, очень фотографические черты, как работа с экспозицией – отсутствие детальной проработки в самых светлых областях композиции, расфокус на ближнем или дальнем плане, эффект широкого объектива, но без искажения перспективы, кинематографическая компоновка. Ничего из этого у поддельщика Ван Мегерена не было.
Тут важно, что именно ценишь как коллекционер. И возвращаясь к выставке подделок – там есть действительно потрясающие вещи. Например, черная иконная доска, с «явными признаками древности» — кое-где все облупилось до белоснежного левкаса или даже доски, два квадратика (красный фон) показывают потенциальному покупателю «частичную реставрацию» , и почему-то проступает через нереставрированный кусок иконы дракон, побиваемый Георгием. По первой экспертизе – XIV век, по второй – начало XIX века! Ошиблись на шесть с лишком столетий эксперты. Если бы коллекцонер приобретал не древность, а искал художественную ценность, то он бы, наверное, не стал покупать просто черную доску, не отреставрированную, а реставрировать тут нечего.
История ГМИИ им А.С.Пушкина началась именно с художественной ценности, но не с оригиналов. Изначально это музей гипсовых слепков – но снятых часто непосредственно с подлинников (это важно, так как копия с копии намного менее точна), иногда впервые. Сейчас это могут припоминать в упрек музею, мол, это всего лишь слепки. Однако в этом можно видеть то, что в отличие от других европейских музеев, где наличие оригиналов свидетельствовало о захватнических войнах и грабежах победителей, в гипсовых отливках было лишь желание познать всемирную культуру. Историческая ценность этих вещей лишь в том, что они были сделаны в эпоху основателя музея – Ивана Владимировича Цветаева, отца знаменитой русской поэтессы, как не забывают припоминать экскурсоводы и продавцы книжного магазина для оправдания слепков. Они не нуждаются в оправдании. Я помню невероятные проблемы у меня в МСХШ со скульптурным портретом флорентийской девушки – в отличие от стилизованных и явных форм греков, этот проклятый обмылок не удавалось понять никак. Пока я не догадалась сходить в пушкинский и посмотреть, как оно есть на самом деле. Да, «на самом деле» – там все эти тончайшие моделировки, нежные полутона скул, припухшие веки, прилизанная прическа были абсолютно ясны. Слепок такого уровня – точный визуальный пересказ оригинала.
Но все же пересказ. Так же как и стилизация залов по эпохам, придуманная архитектором здания Клейном. Но это прочувствованное изложение подлинно своей страстью к впечатлениям от иных культур. А к нашему времени, за 100 лет жизни музея, и подлинников, не только скульптурных, но и живописных, археологических и из области декоративно-прикладного искусства в коллекции музея немало.
Источник: