Наследие. Директор Эрмитажа Михаил Пиотровский:

Музейная наука – возможно, чересчур консервативная, традиционная, но она совершенно особенная. Это важно понимать в контексте сомнений общества в праве музеев на науку. По большому счёту, нам приходится всё время доказывать, что они существуют не для досуга, а прежде всего – для науки, в результате чего возникает культурный продукт, который, в частности, доступен ещё и потребителям.

В минувшем году мы провели 20 археологических экспедиций. Если честно, в ХХ веке археология во многом спасла репутацию нашего музея. Потому что молодое советское правительство распродало большую часть эрмитажных коллекций (речь не о Сталине – он впоследствии расстрелял многих из тех, кто торговал художественными ценностями). Авторитарный режим любит археологию: древние вещи, история… И научная интеллигенция это использовала. Получали поддержку масштабные экспедиции, многие замечательные люди шли в археологию, была обнаружена и спасена масса уникальных предметов. Раскопки стали гордостью Эрмитажа.

В буддийских монастырях, в пустынях и пещерах Центральной Азии русские учёные первыми нашли великолепные фрески. А затем началась настоящая гонка. Вслед за нашей страной на поиски устремились Япония, Франция, Германия, Англия. Снимали фрески со стен, перевозили в свои музеи. Где-то они хранятся до сих пор, а, например, в Берлине погибли во время войны. Теперь Центральная Азия – территория КНР. Естественно, китайцы говорят, что всё это надо вернуть обратно. Но в том то и дело, что до нас фрески дошли только благодаря музеям. А почти все стенные росписи, которые оставались в пещерах Центральной Азии, погибли. Их уничтожали гражданские войны, китайские коммунисты, кто угодно. Это не только урок человечеству, что нельзя прикасаться к культурному достоянию ни при каких конфликтах и смутах, но и повод для размышления, для чего существуют музеи, сохраняющие историческую память всех народов.

Мы снаряжали экспедиции, даже когда было совсем тяжко из-за безденежья. Порой в командировку отправлялся всего один учёный, да и то на неделю. Ныне работают два десятка экспедиций в России, в ближнем и дальнем зарубежье, впервые – в Италии. Результаты изумительные, авторитет эрмитажной и российской науки укрепляется.

Времена меняются. Сейчас ничего нельзя вывозить с раскопок. Предметы извлекают, изучают и возвращают туда, где нашли. Теперь научные группы привозят не вещи, но громадное количество материалов, которые позволяют нам реконструировать человеческую историю, чтобы представить её людям во всём многообразии.

В год Эрмитаж издаёт полсотни книг и каталогов.Многие важнейшие исследования русской истории начинались именно у нас. Готовясь к юбилею, мы заново открываем самые «острые» музейные страницы ХХ века: продажи эрмитажных коллекций советским правительством, «трофейное» искусство.

Продолжаются споры о реституции. И люди, и некоторые учреждения настаивают на возврате того, что содержится в музейных собраниях. Здесь и правительство ФРГ, и потомки тех или иных владельцев. Иски предъявляются ко всем музеям. Но чтобы понять, насколько трудноразрешима даже одна такая ситуация, достаточно вспомнить Вторую мировую войну, когда многие вещи меняли хозяев.

Убеждён: всё, что находится в музеях, не может никуда перемещаться. По каждому случаю должно приниматься отдельное решение на самом высоком уровне. Потому что у каждого предмета – своя судьба, и решать, где ему сегодня лучше находиться, надо с пониманием нашей ответственности перед историей.

Про библиотеку Шнеерсона слышали все. И теперь не только наше правительство, но и музеи мира требуют иммунитета от ареста и гарантию, что если последуют иски третьих лиц, экспонаты, прибывшие на зарубежную выставку, вернутся, несмотря на решение суда. Это существует в юридической практике многих стран – благодаря России, прежде всего.

Помню, мы планировали отправить на выставку в Великобританию работы Тициана. Но потребовали гарантий, поскольку в тот момент фирма «Нога» в очередной раз начала претендовать на российское имущество за границей и, естественно, музейная коллекция, принадлежащая государству, могла стать объектом ареста. На что нам в Британии возразили: «невозможно: у нас – не у вас; если суд прикажет – мы обязаны исполнять, никаких гарантий дать не можем».

Через некоторое время готовилась громадная экспозиция русского искусства. Мы вновь поставили условие: или гарантия возврата, закреплённая законодательно, или выставки не будет. И тогда британские музейщики пошли в парламент, к премьеру.

Вопросы обладания тем или иным предметом искусства очень сложные. Нужен механизм, который позволял бы совершать музейные обмены. Британское руководство думало два года. За месяц до назначенной выставки вызвали с каникул парламент, и он проголосовал за закон, который разрешает правительству давать нам гарантии. Аналогичная история была в Париже. В общем, усилия музейщиков позволили изменить и международные нормы, и правоприменение. На юридическом форуме, который прошёл в Петербурге в этом году, мы провели «круглый стол» по вопросам гарантий защиты коллекций от всевозможных посягательств и требований реституции. 

Столь же аккуратно надо относиться и к передаче из музеев церковного имущества. Убеждён, что рака Александра Невского должна оставаться в Эрмитаже, а копия, сделанная государством, – находиться под церковными сводами.

У нас есть знаменитый Скерский складень, куда были вложены мощи армянских святых. Он хранился в церкви Зимнего дворца, после революции оказался в Эрмитаже. Когда пришло время, мы передали мощи Армянской апостольской церкви, они были торжественно приняты. А сам складень – шедевр ювелирного искусства – остался в Эрмитаже: с него сделают копию, которая и будет потом представлена в Эчмиадзине.Это блестящий пример того, как можно всё устроить.

Мощи должны быть в церкви. Если иконы не самые древнейшие, им место в храме. Но что-то может оставаться и в музеях, как это сделано в Московском Кремле. Есть множество вариантов, всё должно решаться по обоюдному согласию, чтобы сохранить наше главное конкурентное преимущество – российскую культуру.

Уникальность Эрмитажа – в его необыкновенных коллекциях, очень разнообразных. Это великий диалог цивилизаций и в то же время – памятник русской культуры, которая является частью общей экспозиции, где одно отражается в другом. Потому что все вещи, найденные или привезённые нашими предшественниками, давно стали частью отечественной культуры, на которой воспитывается национальное самосознание.

Здесь и скифское искусство, шедевров которого нет нигде, кроме Эрмитажа, и коллекции иранского серебра или китайских филиграней, и ацтекский бубенчик, одно из лучших произведений ювелирного искусства исчезнувшей цивилизации, чуть ли не единственное, что у нас есть из доколумбовой Америки, и фрески, и другие удивительные находки со всех уголков мира, сохраняемые бережно и со смыслом.

Зачастую картина с историческим, религиозным сюжетом учит принципам мироустройства и просто мудрости жизни значительно больше, чем иное образовательное учреждение. Потому что к нам обращается Художник. Например, Доменико Эль Греко, один из интереснейших живописцев второй половины XVI – начала XVII века, который изобразил апостолов Петра и Павла в момент, когда второй, осуждая собеседника за то, что тот различал людей по национальностям, произносит фразу: «Нет ни эллина, ни иудея»…

Наши экспозиции побуждают думать. За каждой из вещей – громадная история русского собирательства, национальной политической истории и науки, которая формируется в музее, результат огромной работы, без которой не существует культурный продукт.

250-летие Эрмитажа будем праздновать вместе со всей страной в декабре 2014 года. Лейтмотив подготовки к юбилею вытекает из самого значения уникальной сокровищницы, которая, прежде всего, находится в сердце Петербурга и играет огромную роль в жизни нашего замечательного города.

Раньше эрмитажный комплекс был вытянут в линию, а теперь пространство с набережными Мойки и Невы, с Главным штабом «обнимает» исторические здания. Восточное крыло Главного штаба отреставрировано на треть, работы продолжаются. Там уже размещено искусство XIX–XX–XXI веков, установлена символическая инсталляция «Красный вагон» Ильи Кабакова. Справа – русская конструктивистская утопия, в центре – ностальгия по 40-м годам, дальше – мусор, который, по задумке художника, обозначает перестройку, а вокруг – сегодняшняя Россия. В Главном штабе хороший верхний свет, который позволит показывать в естественных условиях картины импрессионистов и постимпрессионистов.

Год назад мы отмечали 200-летие Отечественной войны 1812 года, и Эрмитаж вновь напомнил, что он – величайший памятник русской государственности, место, где родилась империя и где она завершилась с Николаем II. Триумфальная арка Главного штаба, Александровская колонна, Александровский зал, Военная галерея с портретами выдающихся полководцев, Фельдмаршальский зал, куда постепенно, без шума вернулись все портреты фельдмаршалов, Георгиевский, Тронный зал, уже с историческим императорским троном…

Сейчас мы реставрируем Большую церковь Зимнего дворца, там идёт сложная работа с иконостасом. Мы собираемся посвятить этот домовый храм памяти семьи Романовых. Будут представлены личные вещи, связанные с историей династии, религиозной жизнью императорского дома.

Эрмитаж – динамичная система, «город с пригородами». В центре – основные здания и Дворцовая площадь. Следующий концентрический круг – филиалы в разных частях города.    

Меншиковский дворец – одно из самых старых каменных строений Северной столицы, резиденция сподвижника Петра Великого, первого губернатора Петербурга.

Императорский фарфоровый завод, основанный в 1744 году по указу императрицы Елизаветы Петровны – первое фарфоровое предприятие в России и третье в Европе, а в наше время – своего рода символ борьбы против приватизации, за сохранение государственной собственности.

Реставрационно-хранительский центр в Старой деревне – открытое с самого начала фондохранилище, где можно увидеть практически всё, что есть в запасниках: коллекции, в том числе нереставрированные предметы, иконы и фрески, мебель, шпалеры, палатки, которые можно развернуть только в просторных современных помещениях с климат-контролем. Мы организовали клуб для занятий со слабовидящими детьми, которые изучают археологию на ощупь. К тому же наша «Старая деревня» стала настоящим центром культуры в спальном районе Петербурга. Планируем строить по соседству третью очередь фондохранилища с реставрационными лабораториями и выставочными залами.

У Эрмитажа есть мобильные спутники – как в разных частях мира (Лас-Вегасе, Лондоне, Амстердаме), так и России – в Казани и Выборге. Это тоже наше ноу-хау.

К 250-летию мы не планируем грандиозных официозных мероприятий, не будет торжественного собрания, выставок из собраний музеев мира. Зато полностью откроются вторая очередь фондохранилища, Восточное крыло Главного штаба сновой экспозицией, Малый Эрмитаж.

Будут большие тематические выставки, посвящённые музею, к примеру: «Культура Русского императорского двора», «История археологии в Эрмитаже», «История реставрации», «История приобретений последних лет»…

Мы хотим рассказать о том, чем жил музей на протяжении двух с половиной веков. Это будет интересно всем, кто приезжает, и полезно живущим в городе.

Эрмитаж признан одним из главных музеев мира не только за свои коллекции, но и по тому, что делает,выполняя главную миссию – воспитывать хороший вкус, формировать своей деятельностью честь нации, находиться на передовых рубежах защиты культуры.

Источник: