Лев Аннинский: «Всегда воспринимал это как данность» sour crot

На днях в Баку завершила свою работу III Бакинская международная книжная выставка-ярмарка, организованная Министерством культуры и туризма Азербайджана. Одним из ее гостей был известный литературный критик и публицист Лев Аннинский — автор книг, монографий, статей о русской литературе ХIХ-XXI веков, литературах народов СССР, театре, кино и художественной фотографии, лауреат множества престижных премий, в том числе «ТЭФИ», член русского Пен-центра, Союза кинематографистов и Союза писателей Москвы.

https://holistickenko.com/probiotics/

sour crot

— Лев Александрович, за прошедшие после развала СССР годы было оборвано столько литературных и человеческих связей…

— Я это не слишком ощущаю, так как и сегодня поддерживаю связи со своими коллегами из разных точек бывшего Союза, в частности из Азербайджана — вот недавно здесь вышелотлично оформленный сборник моих статей в переводе на азербайджанский («Ядро ореха: критические очерки», издание БСУ, перевод М.Годжаева и Э.Башкечида, серия «Библиотека филолога». — Прим. редакции), что стало для меня приятным сюрпризом. Меня часто приглашают на какие-то мероприятия, в поездки, так что я лично ни с кем не расставался и расставаться не собираюсь…

— Но это связи, наработанные в прежнюю эпоху, которые складывались целыми десятилетиями на уровне не только личных, но и общегосударственных контактов. А как сделать так, чтобы передать это наследие сегодняшним литераторам в наших странах?

— Сложный вопрос… Но я думаю так, что вот мы с вами сегодня встречаемся уже не в первый раз, беседуем, вы расскажете об этом своим читателям, те — еще кому-то… Вот так и завязываются новые связи. Специально что-то делать сегодня вряд ли возможно без риска избежать обвинений в том, что вот «они» опять пытаются нас учить жизни и т.п. Так что пусть все идет естественным путем. Когда я в свое время с университетской скамьи пришел работать в «Дружбу народов», я хотел заниматься современной русской литературой. Но в «русском» отделе в это время шел такой разгром: громили Гранина, Эренбурга, Пастернака с его романом…

Я отчетливо понимал, что участвовать в этом я, естественно, не смогу, а, значит, в очень скором времени меня оттуда с треском вышибут. И тогда друзья посоветовали мне: «А иди-ка ты пока к «братишкам» (т.е. в отдел национальных литератур). И я пошел. Там мне сказали, что отдельную республику мне, сосунку, вести, конечно, не доверят, а вот автономии — якутскую, чувашскую и т.д. — пожалуйста. А потом я начал знакомиться и с прибалтами, украинцами, молдаванами, кавказцами… Конечно, в массе своей (если вспомнить, что это был конец 1950-х) это был сплошной соцреализм, которым тогда все клялись и от которого старались урвать что только можно. Но все равно, когда я читал какого-то национального автора, я ощущал, что это совсем другой тип мышления, отличный от привычного мне, узнаваемого, типового. У эстонцев, у узбеков, у грузин тексты были не только абсолютно разные стилистически, но за текстом угадывались разные духовные системы координат — было потрясающе увлекательно знакомиться со всем этим пластом…

— А дружба народов, как и дружба литератур, тогда реально существовала?

— Безусловно. Мы родом из той страны, в которой дружба народов была вполне реальным фактом. Для меня она таким остается и поныне. Я всегда воспринимал это как данность, как некий удивительный хор, в котором сплетались такие разные голоса.

В общем, тогда в журнале я нашел свою «нишу» и увлеченно занимался этим вплоть до пресловутого 1991-го, когда на фоне прочего стали раздаваться реплики, чтодружба народов — это ложь, фикция, тоталитарный охмуреж, от которых нужно срочно освободиться и т.д. и т.п. Ну вот, освободились — а теперь мы снова ищем друг друга, ищем того общения, которого нам так не хватает. Знаете, я все чаще прихожу к мысли, что народы глядятся друг в друга, как в зеркала, и только в этом взаимном вглядывании, в диалоге культур мы осознаем свою собственную национальную сущность. Не возьмусь утверждать, что существовало такое явление, как единый «советский народ» — это была скорее мечта, один из теоретических постулатов, который подводили под фундамент коммунизма, некая идеологическая «морковка», на которую ведутся народы. (И, кстати, это касается не только нас — чего-чего, а «морковки» в мире хватает, и для каждого народа всегда находится своя.) Но факт остается фактом — перед лицом общей опасности в такой пестрой и такой откровенно невоинственной стране, как Россия, стране поэтов и мечтателей, удалось объединить людей в едином порыве, благодаря чему мы вместе и выстояли в страшной войне. Иногда я думаю, что (не дай Бог, конечно), но если сегодня явится новый Гитлер, мы все снова объединимся, тут же снова почувствуем свою единую сущность.

— Возвращаясь от проблем глобальных к делам литературным — каков ваш взгляд на обозримую литературную перспективу?

— Вы никогда не задумывались над таким явлением, как смена поколений? Поколения меняются — это очевидно, но когда, в какой год можно с уверенностью сказать, что, вот, пришло новое поколение? Должна накопиться некая энергия, произойти некое событие, которое и «маркирует» новое поколение. Я впервые задумался над этим лет 10 назад и тогда же вывел некую закономерность: существует 12-летний цикл, который и отделяет одно поколение от другого. Я предложил своим студентам, исходя из этого, вместе проанализировать весь XIX век и, как выяснилось, система действует: 1801-й — убийство Павла I, 1825-й (дважды по 12) — восстание декабристов, 1837-й — гибель Пушкина… И так далее. В XX веке действует тот же алгоритм: 1905, 1917, 1929 — «великий перелом», 1941-й, 1953-й — смерть Сталина и так далее. Каждое из этих событий — веха, определившая сознание нового поколения. Сегодня мне интересно, что же таит внутри себя новый 12-летний цикл — очевидно, новое поколение явится нам где-то к 2017-му — каким оно будет? И что мы оставим этому поколению, что заповедуем? «Люби ближнего» — когда сегодня мы все живем не по закону, а «по понятиям»? Или скажем, ребята, вот вам великая литература, наследие классиков, вот — великая музыка, джаз и т.д. А будет ли все это им интересно? Поживем, увидим…

— А как сегодня при отсутствии какой-либо цензуры отделить хорошее от плохого? Пока нам в этом помогают такие критические «зубры», как Лев Аннинский — а что потом?

— На заре своего писательства, когда еще только пытался «пролезть» в печать, я понял простую вещь: хочешь, чтобы тебя печатали — научись писать, как требуется. А как? Я пробовал так и этак, и в этой своей «плохописи» учился профессии, ловил интонацию, потому что для меня главное — это мелодия, без которой любая мысль неинтересна, и я творил в первую очередь ее. Мне даже цензоры прежней эпохи говорили: «Я не могу разобраться в твоей тайнописи — ну-ка сядь и переформулируй все это сам!»

Конечно, сегодня литература находится в достаточно плачевном состоянии. Массовому читателю является огромное количество книг, которые после прочтения надо тут же выбрасывать на свалку (а многие лучше бы выбросить сразу, не читая). Это при том, что хорошие тексты пишутся и сегодня — ведь у нас огромная инерция наработанного литературного опыта. Мне лично достаточно прочесть один-два абзаца, чтобы понять, стоит ли это читать дальше. (Кстати, что-то может быть и неважно написано, но все равно это может стать событием, и наоборот.) Что касается вопроса «а что потом?», я думаю, и после нас придут новые талантливые ребята — если только сумеют сохранить свой талант, ведь, как известно, талантливых людей у нас всегда было в изобилии, но вот с умными обстоит намного хуже. А уж что там будет и как, этого пока не знаем ни мы, ни они сами — возможно, логику слова сменит логика жеста, видеоряда… И, наверное, это тоже будет очень интересно. В статье

Источник:

https://holistickenko.com/probiotics/