В киевской галерее «РА» сейчас проходит выставка одного из самых интересных французских фотографов и кинорежиссеров Антуана д’Агата.
Более всего в его фотографиях завораживает то, как он изображает человеческую плоть. Его снимки могут быть нечеткими, смазанными, зернистыми, но их выразительность, даже страстность — экстраординарны. Антуан заглядывает в такие места, выхватывает из реальности такие состояния и ситуации, которые, кажется, невозможно зафиксировать. Его герои очень часто — маргиналы, парии общества, но он снимает их не с антропологическим отстранением, а, такое впечатление, вообще без дистанции. Именно поэтому его модели иногда — воплощенная боль, сплошной крик; кажется, д’Агата удалось создать на пленке аналог живописи одного из величайших и самых страшных живописцев ХХ века — Фрэнсиса Бэкона.
На мой вопрос, как ему удалось достичь такого уровня доверия у его моделей, Антуан ответил просто: он сам так живет. Например, чтобы получить один (всего один!) кадр — размытая фигура, призраком сидящая за столом, заваленным разным хламом, — фотограф прожил в квартире этого человека семь месяцев. И этот кадр забыть невозможно.
В советское время бытовало странное определение интеллигенции как «трудовой». Вот есть у нас три класса: рабочие, крестьяне и трудовая интеллигенция. Мол, без присмотра интеллигенция бьет баклуши, и только советские интеллектуалы под чутким партийным руководством точно работают.
На самом деле та банальность, что творческое сообщество по жизни пребывает в каком-то раю, где ничего или почти ничего не делает, а если и производит что-то, то очень редко, странное, непрактичное и сомнительное, — до сих пор гнездится во многих головах, в том числе и руководящих. Для власти и ее подпевал художники — подозрительное племя. И КПД у них действительно крайне низкий: ну где это видано — за семь месяцев всего один снимок.
На это, казалось бы, и возразить нечего. Можно годами думать над небольшим стихотворением. Десятилетиями рисовать одну картину или снимать один фильм. И не факт, что это будет шедевр.
Но если все же получается что-то стоящее, то переживает оно и самого автора, и тех, кто считал его дармоедом, обвинял в дилетантстве (в измене родине или партии, в угодничестве Западу, в космополитизме, в аморальности, в отдаленности от народа и тому подобное — нужное вписать). Потому что художник сосредоточивает в работе всю свою жизнь и жизни еще многих людей, которые потом узнают себя и свои судьбы в том, что видят. Поэтому семь месяцев или семь лет здесь — до смешного малое время.