Vesti.Az продолжает рубрику — «Кариатиды политики». Роль женщин в мировой истории весома, хотя их социальная значимость в разные эпохи была разной. Королевы, царицы, графини и княгини порой обладали довольно внушительной властью. И часто пользовались ею с большим умением, нежели мужчины. И как бы не говорили: «Политика-дело не женское» – история и современность опровергают это утверждение. Женщины приходят в политику и в ней остаются. Их присутствие неоспоримо и действенно.
В этой рубрике публикуются статьи, очерки, эссе, повествующие о жизни и деятельности женщин — политических, государственных и общественных деятелей разных времен и народов, внесших значимый вклад в мировую историю.
День ее смерти буквально потряс всех присутствующих на церемонии прощания: знаменитых деятелей политики, культуры, поклонников ее таланта, журналистов. В тот жаркий летний день 13 июля 1954 года рядом с художником и политиком Диего Ривера — мужем усопшей — стояли известные всему миру художники, писатели, политики: Сикейрос, Эмма Уртадо, Виктор Мануэль Вильясеньор. Там же плечом к плечу с Диего Ривера был и президент Мексики Ласаро Карденас.
Родившись в 1907 году в бедной семье, она рано поняла, что жизнь — это прежде всего борьба. Ее отцу, Гильермо Кало, живется нелегко. При прежней власти он был официальным фотографом, а нынче, после революции, остался без сбережений, без будущего и теперь еле сводит концы с концами — держит фотостудию в центре Мехико и снимает на фоне пыльной драпировки первопричастниц и новобрачных. О пропитании семьи заботится мать Фриды, Матильда Кальдерон: продает мебель и другие вещи, сдает комнаты холостякам, экономит буквально на всем. Вероятно, Фрида была не очень близка с матерью.
Родителями Матильды были дочь испанского генерала по имени Исабель и фотограф индейского происхождения из Мичоакана Антонио Кальдерон. Эта женщина, благочестивая до ханжества, тихая, но с жестким характером, вынуждена играть незавидную роль при Гильермо, артистичном, ранимом, далеком от реальности. В юности она была такой живой, такой привлекательной, а теперь ради семьи стала суровой и властной. «Mi jefe» («Мой начальник»), — говорит о ней Фрида.
Как и Диего, Фрида в раннем детстве была обделена материнской любовью: после рождения дочери Кристины (на год младше Фриды) изнуренная частыми родами Матильда Кальдерон впадает в депрессию и не может заботиться о двух своих малютках. Фриду, как в свое время ее будущего мужа Диего Ривера, воспитывала няня-индианка.
Впоследствии Диего напишет символический портрет этой женщины, представив ее в виде индейской богини в маске, из сосцов которой течет волшебное молоко. Однако не подлежит сомнению: именно от Матильды Кальдерон Фрида унаследовала то, что выделяет ее среди подружек, — энергию, сияющий взгляд и почти религиозную преданность идеалу революции. А мечтательный и ранимый отец станет прообразом мужчины-ребенка, которого Фрида будет искать себе всю жизнь. У него бывают «приступы головокружения», как осторожно называет их Фрида. На самом деле он болен эпилепсией, и дочь с ранних лет знает, что нужно делать, если у него случится припадок на улице. Она укладывает его навзничь, расстегивает на нем одежду и держит в руках его фотоаппарат, чтобы какой-нибудь вор не воспользовался удобным случаем.
Фрида — самая любимая из шести дочерей Гильермо, и она обожает отца, несмотря на его слабость или, быть может, из-за его уязвимости. После его смерти в 1952 году она напишет портрет, строгий, в стиле фотографий, какие делал он сам: застывшая поза, праздничный костюм, блеклые беспокойные глаза, усы, такие черные и густые, что кажутся наклеенными; желтоватый фон, напоминающий о выцветших драпировках в студии на улице Мадеро, украшен необычным узором из яйцеклеток и сперматозоидов — так Фрида изображает мгновение своего зачатия. Подпись под картиной полна любви: «Я написала портрет моего отца, Вильгельма Кало, германо-венгерского происхождения, художника и фотографа по профессии, человека благородного, умного, доброго и смелого, потому что он шестьдесят лет страдал эпилепсией, но никогда не прекращал работать и боролся против Гитлера. Обожаю его. Фрида Кало, его дочь».
Подрастающая Фрида остро ощущает свое одиночество. Ее единственный друг — сестра Матита — вскоре навсегда покинет родительский дом. Семилетняя Фрида помогает сестре бежать, но потом ее охватывает чувство вины, и в молодые годы она будет долго и упорно искать Матиту, чтобы вернуть беглянку домой. Матиту простят лишь много лет спустя, когда ей исполнится двадцать семь, а Фриде — двадцать.
Фрида органически не переносит одиночества. И даже будучи ребенком, когда она из-за своей болезни и детской жестокости сверстников, часто остается одна, выдумывает своего двойника и благодаря этому чувствует себя не одинокой. Фрида так и не расстанется со своим двойником. На картине 1939 года, названной «Две Фриды», изображены две девушки, словно сиамские близнецы, они сидят, взявшись за руки, видны их сердца, соединенные общей артерией. Детская мечта в навязчивый призрак наделила почти мифической силой другое «я», зеркальное отражение, в которое она всматривается снова и снова.
Судьба Фриды удивительна тем, что все в этой судьбе абсолютно непредсказуемо. В отличие от Диего Риверы, она вовсе не собиралась становиться художницей. Конечно, отец воспитал в ней любовь к искусству, и еще в колледже она испытывает жгучий интерес к молодым, жаждущим признания художникам новой Мексики. В подготовительной школе она примыкает к шумливой, словоохотливой компании студентов, которые в знак принадлежности к группе носят фуражку и называют себя «Качучас». Группа, сделавшая своим кумиром революционера Хосе Васконселоса, занимается преимущественно литературой: среди ее участников Мигель Лира, которого Фрида за пристрастие к китайской поэзии прозвала Чунг Ли, музыкант Анхело Салас, писатель Октавио Бустаманте. А еще — Алехандро Гомес Ариас, студент юридического факультета и журналист, лидер и вдохновитель «Качучас». Фрида в него влюбляется. Они встречаются у дверей юридического факультета, вместе бывают на вечеринках, балах, она пишет ему письма, полные многозначительных намеков, в шутливо-страстном тоне, называет его своим novio, женихом, а себя — его женой или даже его escuinclе — бездомной собачкой. Она играет в любовь и, очевидно, незаметно для себя втягивается в эту игру.
Нравы в мексиканском обществе двадцатых годов довольно-таки строгие — Долорес Ольмедо пишет в статье, посвященной выставке Фриды Кало в Париже, что в 1922 году «лишь немногие женщины могли поступить в университет», и что «Фрида была в числе тридцати пяти женщин, которым впервые позволили учиться наравне с двумя тысячами студентов мужчин». Пылкий, необузданный темперамент девушки вырывается за рамки этой условной школьной любви. Фрида мечтает куда-нибудь уехать, стать свободной. 1 января 1925 года она пишет Алехандро письмо, в котором предлагает вместе отправиться в Соединенные Штаты.
Но Фрида не похожа на свою сестру Матиту, она не настолько решительна и не настолько самостоятельна, чтобы бросить родителей и ринуться навстречу приключениям, а Алехандро Гомес Ариас отнюдь не искатель приключений. Его отношение к порывистой и сентиментальной школьнице сдержанно-покровительственное. Он играет при ней роль старшего брата, которого у Фриды никогда не было: участвует в ее затеях, но может и проявить строгость, если сочтет нужным. Фрида для него — маленькая девочка, mi nina de la Preparatoria, а иногда и lagrimilla — плакса. В ней странным образом соединяются чувственность и идеализм, эротические фантазии и мистические порывы.
В то время она еще далека от революционных убеждений. 16 января 1924 года она взволнованно пишет Алехандро: «Больше всего я молилась за мою сестру Мати. Священник ее знает и обещает много молиться за нее. А еще я просила Господа и Пресвятую Деву, чтобы у тебя все было хорошо, и чтобы ты всегда меня любил, и за твою маму и сестренку я тоже молилась». Религиозные чувства, в которых мать воспитала Фриду, у нее еще очень сильны. Склонность к мистической экзальтации сохранится у Фриды на всю жизнь. Только место святых займут революционеры — Карл Маркс, Ленин, Сапата, Мао и Сталин.
Вскоре ужасное происшествие изменит всю жизнь Фриды, навсегда замкнет ее в мире одиночества и неизбывной боли, где единственным исходом станет искусство. 17 сентября 1925 года (ей тогда еще не исполнилось восемнадцати) Фрида вместе с Алехандро садится в автобус — эти автобусы пустили совсем недавно, и горожанам они нравятся, потому что ходят гораздо быстрее трамваев. На перекрестке у рынка Сан-Хуан в автобус врезается трамвай.
Позднее Фрида расскажет: «Это случилось сразу после того, как мы сели в автобус. Вначале мы ехали в другом, но я заметила, что потеряла зонтик, и мы вышли, чтобы его найти; вот так я и оказалась в автобусе, который разорвал меня в клочья. Столкновение произошло на углу, перед рынком Сан-Хуан. Трамвай ехал медленно, но водитель нашего автобуса был молод и нетерпелив. Трамвай повернул — и наш автобус оказался зажатым между ним и стеной».
Последствия аварии чудовищны, большинство врачей, осматривающих Фриду, удивляются, как она осталась жива: тройной перелом позвоночника в поясничной области, перелом шейки бедра и нескольких ребер, левая нога сломана в одиннадцати местах, правая ступня раздроблена, вывих левого плеча, тройной перелом таза. Обломок стальной ступеньки автобуса врезался в левый бок и вышел через женское естество. Но сопротивляемость и жизненная сила Фриды беспримерны. Она выжила в аварии, сумела пережить и отчаяние, которое наступило потом. Страдания, выпавшие на ее долю, почти невозможно было выдержать. «Ты не представляешь, как мне больно, — пишет она Алехандро месяц спустя, — каждый раз, когда меня поворачивают в кровати, я проливаю потоки слез, впрочем, как говорится, собачьему визгу и женским слезам верить нельзя».
Ирония и черный юмор помогают Фриде найти в себе сверхчеловеческие силы, чтобы преодолеть отчаяние и боль. Она постигает смысл мексиканского слова aguantar — терпеть. 5 декабря 1925 года она пишет: «Одно хорошо: я начинаю привыкать к страданию».
В жизни девушки, прежде такой озорной и такой своенравной, мечтавшей «отправиться в плавание или в далекое путешествие», отныне есть место только живописи, мрачным шуткам. Она не хочет и не может быть в одиночестве. Алехандро, ее жених, уехал учиться в Германию, откуда письма идут месяцами. Отъезд Алехандро — отнюдь не случайность: родители не одобряют его дружбы с такой распущенной, дерзкой особой, которая к тому же навсегда останется калекой.
Теперь Фрида может в полной мере оценить всю серьезность случившегося: врачи сказали, что она никогда не сможет стать матерью. После роковой аварии Фрида перенесла самые ужасные физические страдания, какие могут выпасть человеку. Но главное испытание у нее впереди. Ей предстоит вновь научиться владеть телом, вновь обрести свободу, и в это она вкладывает всю свою необычайную жизненную силу.
Началом этой битвы становится возвращение в родительский дом в Койоакане. Она заставляет себя выходить на улицу, посещать друзей по Подготовительной школе. Через три месяца после выписки из больницы она садится в автобус и едет в центр Мехико. Одиночество не ее удел. Несколько месяцев тяжелейших страданий стоили долгих лет житейского опыта. Фрида в свои девятнадцать — зрелая, уверенная в себе женщина. Она эксцентрична, напориста, у нее выработались убеждения. Она обожает отца, такого кроткого, такого артистичного, и сестру Матиту, которой хватило смелости убежать из дому. Она ненавидит буржуазные условности, непомерную набожность матери и сестру Кристину, к которой испытывает болезненную ревность (как показало время, вполне обоснованную). Разлука с Алехандро тоже обходится ей дорого, усугубляет одиночество и отчаяние.
Но она не из тех девушек, которыми можно пренебрегать. Она уже поняла, что ей не будет исцеления от одиночества. 17 сентября 1927 года она пишет Алехандро: «Когда ты вернешься, я не смогу дать тебе ничего такого, чего бы тебе хотелось. Раньше я была ребячливой и кокетливой, теперь буду ребячливой и ни на что не годной, а это гораздо хуже…Вся моя жизнь в тебе, но насладиться этой жизнью я не смогу никогда».
Любовь кажется недостижимой, но Фрида не может смириться с поражением, с уделом калеки. Она изменилась, похудела, глаза под черными дугами бровей горят еще ярче, губы плотно и сурово сжаты: такой предстает она на фотографии, сделанной отцом в феврале 1926 года. Она стоит в окружении сестер и двоюродных братьев, одетая мальчиком, опираясь на трость, которая явно не просто служит дополнением к костюму.
Она решила жить дальше. Наперекор рецидивам болезни, затворничеству, корсетам и костылям она борется с неотступным, давящим одиночеством. Ей двадцать лет, в ее искалеченном теле бурлит молодая, нетерпеливая жажда жизни. Из газет она узнает о необычайных событиях во внешнем мире, о борьбе за власть между Обрегоном и Кальесом, о североамериканской угрозе, потом об убийстве Обрегона, гибели Франсиско Вильи, о выступлениях студентов. С особым вниманием она читает заметки, посвященные русской революции и народным волнениям в Шанхае. Помимо живописи и сочинения писем друзьям выздоравливающая Фрида увлекается чтением. Она читает романы Хуана Габриэля Боркмана, стихи Элиаса Нандино или статьи Александра Керенского о революции в России. Бывший глава Временного правительства, отстраненный Лениным от власти, только что прибыл в Соединенные Штаты, и его свидетельство о реальной русской революции весьма расходится с коммунистическими идеалами.
Тем не менее в январе 1928 года под влиянием Хермана дель Кампо, бывшего студента Подготовительной школы, Фрида присоединяется к небольшой группе интеллектуалов, симпатизирующих коммунистам. Среди них — кубинский эмигрант Хулио Антонио Мелья и мексиканский художник Хавьер Герреро — официальный любовник итальянки Тины Модотти. Тина полна революционной энергии, молода и обладает романтической красотой, которая зачаровывает Фриду. Она была вынуждена переезжать из страны в страну, пока не нашла приют в Мехико. После революции в Мексике обосновались политические эмигранты из разных стран, она стала «родным домом для всех латиноамериканцев», как замечает историк Даниэль Косио Вильегас. Тину Модотти и Хулио Антонио Мелью революция притягивает, словно магнит.
После убийства Обрегона в ресторане «Ла Бомбилья» в Сан-Анхеле (недалеко от дома Кало), после захвата власти генералом Кальесом и убийства Вильи начинаются беспорядки, умы возбуждены. Понятно, что Фриду привлекают столь яркие личности, особенно Тина Модотти — молодая, красивая, талантливая и всецело посвятившая себя революции. Не говоря уж о том, что к ней часто заходит Диего Ривера.
Дерзкая девчонка превратилась в молодую женщину с горящим, полным решимости взглядом, с печатью пережитого страдания на лице. Своеобразие почти азиатского лица, подчеркнутое иссиня-черными, разделенными на пробор волосами и строгой одеждой, заставляет сердце Диего биться чаще. И все-таки она входит в его жизнь прежде всего через живопись. Диего поместил ее в самом центре фрески на четвертом этаже Министерства просвещения, сделанной по заказу Васконселоса: одетая в красное, бок о бок с Тиной Модотти и Хулио Мельей, она раздает рабочим ружья и штыки.
Но между Фридой и Диего уже начались стычки, которые будут продолжаться всю их совместную жизнь. Фрида любила повторять: «В моей жизни было две аварии: первая — когда трамвай врезался в автобус, вторая — это Диего». Тот самый Диего, полное имя которого звучало как Диего Мария де ла Консепсьон Хуан Непомусено Эстанислао де ла Ривер-и-Баррьентос де Акоста-и-Родригес, но которого весь мир знает под именем Диего Ривера. Сам себя мексиканский художник-монументалист любил называть толстобрюхим мачо с женским сердцем в руке.
Их первая встреча произошла, когда Фрида была еще совсем ребенком, а Диего расписывал стены школы. Проходя мимо, она на минуту задержалась возле лестницы, на которую взобрался толстый неуклюжий Ривера, и громко сказала своей подруге: «Однажды я выйду за него замуж и рожу от него сына». Спустя несколько лет, после нескольких трагедий, тридцати двух операций Фриды и двух женитьб Диего, они действительно встретились вновь, полюбили друг друга и поженились. Этот брак очень сложно назвать счастливым, но определенно он был невероятно плодотворным. Отталкиваясь и сближаясь вновь, эти две творческие, чрезвычайно страстные натуры подарили миру не один десяток шедевров.
В день свадьбы Диего показал свой взрывной нрав. 42-летний новобрачный немного перебрал текилы и стал палить из пистолета в воздух. Увещевания только распаляли разгулявшегося художника. Случился первый семейный скандал. 22-летняя супруга ушла к родителям. Проспавшись, Диего просил прощения и был прощен.
Молодожены переехали в свою первую квартиру, а потом — в ставший знаменитым «голубой дом» на улице Лондрес в Койаокане, самом «богемном» районе Мехико, где они прожили много лет.
Их семейная жизнь бурлила страстями. Они не всегда могли быть вместе, но никогда — врозь. Их связывали отношения, по словам одного из друзей, «страстные, одержимые и порой мучительные».
В 1934 году Диего Ривера изменил Фриде с ее младшей сестрой Кристиной, позировавшей ему. Сделал это открыто, понимая, что оскорбляет жену, но отношений с ней порывать не хотел. Удар для Фриды был жестоким. Гордячка, она своей болью не желала делиться ни с кем — только выплеснула ее на холст. Получилась картина, быть может, самая трагичная в ее творчестве: обнаженное женское тело иссечено кровавыми ранами. Рядом с ножом в руке, с равнодушным лицом тот, кто нанес эти раны. «Всего-то несколько царапин!» — назвала полотно ироничная Фрида.
После измены Диего она решила, что тоже имеет право на любовные увлечения. Это взбесило Риверу. Позволяя себе вольности, он был нетерпим к изменам Фриды. Знаменитый художник был болезненно ревнив. Однажды, застав жену с американским скульптором Исамой Ногучи, Диего выхватил пистолет. К счастью, не выстрелил.
Романтическим ореолом овеяны отношения Фриды Кало с Троцким. В январе 1937 года Лев Троцкий и его жена Наталья Седова сошли на берег в мексиканском порту Тампико. Их встречала Фрида — Диего лежал тогда в госпитале. Художница привезла изгнанников в свой «голубой дом», где они нашли наконец тишину и покой. Яркая, интересная, обаятельная Фрида (после нескольких минут общения ее болезненных увечий уже никто не замечал) мгновенно пленила гостей. Почти 60-летний революционер увлекся, как мальчишка. Он всячески пытался выразить свою нежность. То будто невзначай притрагивался к руке, то тайком касался под столом ее колена. Строчил пылкие записки и, вложив их в книгу, передавал прямо на глазах своей жены и Риверы. Наталья Седова о любовной авантюре догадывалась, а Диего, говорят, так никогда и не узнал о ней. «Я очень устала от старика», — якобы обронила однажды Фрида в кругу близких друзей и оборвала недолгий роман.
Есть и другая версия этой истории. Молоденькая троцкистка будто бы не устояла перед напором трибуна революции. Их тайное свидание состоялось в загородном поместье Сан-Мигель Регла, в 130 километрах от Мехико. Однако Седова зорко следила за мужем: интрижка была задушена на корню. Но это слухи. Никаких свидетельств этой романтической связи нет.
Однако на своем очередном автопортрете Фрида довольно недвусмысленно изобразила лик легендарного революционера у себя на груди. Что это означало? Об этом остается только догадываться.
Сразу после смерти «демона русской революции» пути Диего и Фриды разошлись — он уехал в Сан-Франциско, она — в Париж, на подготовку к персональной выставке. Там, в мировой столице искусств, она без труда пленила еще одного друга своего бывшего мужа. Его звали Пабло Пикассо. Но не прошло и года, как Диего и Фрида вторично сыграли свадьбу. «Мексиканский дуэт» возобновился с удвоенной страстью.
Но смерть была не за горами. На свою последнюю выставку Фрида Кало прибыла прямо из больницы, где ей ампутировали правую ногу. Ее мучения были написаны на лице, она много пила, надеясь заглушить боль, но при всем этом была обворожительна. Газетчики всего мира отметили в своих статьях, как необыкновенно хороша была художница в день своего триумфа. Через неделю после своего 47-летия ее внесли в зал крематория, с чего и был начат наш рассказ.
На протяжении всей жизни Фрида вела дневник, последними словами в котором стали: «Я весело жду день своего ухода. И надеюсь никогда не возвращаться». Однако эти слова оказались всего лишь кокетливой фикцией. Со временем слава Фриды Кало только крепла, обрастая новыми шокирующими подробностями ее жизни и новыми легендами. Ее работами гордятся величайшие музеи мира, о ней снят превосходный фильм в Голливуде (роль Кало исполнила Сельма Хайек), по ее воспоминаниям создаются театральные постановки, дневник Фриды постоянно переиздается на многих языках.
Ее картины у многих вызывают шок. Они зачастую жестоки и конфликтны с действительностью, эпатажны в той же степени, какой была и сама Фрида. Фрида никогда не исповедывала феминистской идеологии, но именно «женское движение» сделало необузданную мексиканку своим кумиром. На родине ее возвели в статус национальной героини.