В том, что Краснодар считается третьим центром фотографии после Москвы и Санкт-Петербурга, есть и заслуга Елены Суховеевой . В интервью порталу ЮГА.ру фотохудожника рассказала о проблемах современного искусства, личной свободе и бэкграунде обываетелей.
— Мы очень долго занимались социальными исследованиями (проекты Selebritis, Desire to be Black, Lady Boss). В последнее время мне и моему соавтору Виктору Хмелю интересно работать с объектами. Мы делаем объекты в пространстве.
— Мы ездили в Анапу, и там поразило огромное количество «бригад» африканских студентов на анапских пляжах, со всей России. Сперва – неприятно поразило. Они изображают диких, ходят в этих перьях, повторяют фразу «акуна матата» – весь набор стереотипов, который ассоциируется у русских с африканскими аборигенами. А отдыхающие фотографируются на их фоне.
Когда приглядишься, понимаешь, что они очень расчетливы. И наивными аборигенами выглядят русские, которых используют африканцы с целью получения денег. Нам каждая съемка стоила 1000 рублей!
И потом, публика из средней полосы России едет, чтобы загореть, отсюда – Desire to be Black. Когда человек попадает на пляж, он сильно видоизменяется, куда-то пропадают рамки. Что движет человеком в этот момент? Наши люди являют собой лежбище морских котиков. Попадая на пляж, они пьют какую-то дешевую воду, едят вредную пищу, пьют на жаре какое-то страшное вино – такое чувство, что это и есть дикари.
Напротив, у африканских студентов – отработанные позы, четко выверенные движения. И каждое это движение стоит денег.
У Вас еще очень интересный проект «Дети», в котором достаточно зрелые люди предстали в образе детей. Как родилась идея?
— Мне всегда были интересны люди без возраста, которые остаются гибкими. Просто до сорока лет человек способен трансформироваться, быть ребенком, удивляться жизни. После сорока – в человеке отмирает ребенок. У меня очень редко учатся люди после сорока. После сорока – происходит окостенение. Я выбрала дл проекта людей, которые остаются детьми и в сорок, и в восемьдесят.
— Она приносит большие муки и очень страшные депрессии, но без неё жить просто невозможно. Причем, если этой работы нет, депрессия становится просто невыносимой. Но и кайф тоже есть, когда ты попадаешь в струю, в поток, и быстро движешься в нем – вот это кайф! А потом начинаются сомнения и мучения.
— Я редко отдыхаю. У меня нет выходных, я не понимаю, что это такое. Или я зарабатываю деньги, или, заработав, делаю новый проект. Это очень тяжело, но иначе ничего не добьешься. Наше государство не спонсирует людей искусства. Как-то дали грант от Союза фотохудожников – 1000 рублей в месяц, но это же смехотворно! Поэтому нужно заработать деньги на проект. И потом, выставки проходят, как правило, не здесь, нужно куда-то ехать. Это опять же затраты.
— Есть такое понятие «искусство для народа». На самом деле, искусство – это как высшая математика. Если ты не знаешь ни его законов, ни целей, ни задач, понимать его достаточно сложно.
Тот бэкграунд, который есть у нашего народа, крайне слаб. Мы же воспитаны на учебниках литературы с цветным приложением. А там – «Утро в сосновом бору», «Девятый вал», «Три богатыря»… И все думают, что это прекрасно, вот это – настоящее искусство, а все остальное – ужасно. Я год назад сделала выставку своих студентов, так ее до сих пор осуждают, считают её порнографической. Хотя там не было никакой порнографии. Это были диптихи: фотография часть тела статуи и той же части тела живого человека. Игра между гипсом и человеческим телом. Черно-белое фото. Смотрелось очень красиво. Если уж на то пошло, нужно признать порнографией и Аполлона, и Венеру.
— У нас нарастает пласт людей, которые понимают современное искусство. Я работаю и преподаю – веду работу снизу, пытаюсь изменить пространство вокруг себя. Преподаю историю западного искусства ХХ века, историю российского искусства конца ХХ века – то, чего у нас нигде не преподают. Мы же долгое время были отрезаны от Запада. Я перевожу учебники, которые мне привозят из Нью-Йорка, структурирую, делаю курс. Т.е выращиваю и авторов, и зрителей.
— Они по-своему востребованы. В Краснодаре есть много ярких талантливых художников, которые работают в современном искусстве, например, «Группировка ЗИП», работающая с объектами-инсталляциями. Они работают с ними в эмоциональном плане. Есть Блохин и Кузнецов, которые выставляются у Марата Гельмана в Москве.
К современному искусству в нашей стране вообще очень противоречивое отношение. Возможно потому, что иной раз после посещения выставки не возникает никаких эмоций. Пусто, и все.
— А выставка не обязательно должна вызывать эмоции. Она должна вызывать мысли. Идея может быть подана неэмоционально, но в этом есть абсолютный язык. Им надо владеть, его нужно понимать. Наша проблема в том, что мы не владеем этим языком. Как разбираться в современном искусстве, если ты о нем ничего не знаешь? Нужно знать его историю, почему, например, появился модернизм и постмодернизм, и почему постмодернизм пробуксовывает.
Многие думают, что искусство служит одухотворению человека, но с середины XIX века все мировое искусство занимается социальной критикой.
— Обыватель не поймет ничего. Искусство всегда было автономным. Его всегда понимали головы, которые развиты лучше, чем другие и видели глубже.
Хорошо, есть такое модное слово «концепт», которое сейчас употребляется по поводу и без. Складывается ощущение, что концептом можно назвать любую нелепость. Например, можно сфотографировать сапог на столе, и пусть люди ломают голову над тем, что же хотел сказать автор.
— Нет, сапог на столе это не концепт. Концепт – это фотография плюс текст и еще плюс твои собственные мысли. Ярче всего это характеризуют работы Дмитрия Шубина. А многие думают, что концептуальное фото –это какая-то нелепость. Концепт – это 1+1+1: что изображено на фотографии, что ты думаешь на это счет, и плюс комментарии автора.
— К сожалению, я не успеваю ни слушать музыку, ни читать. В свое время перечитала многое, очень нравился Достоевский.. Но сейчас физически не хватает времени: много делаю переводов, занимаюсь английским и культурологией.
Приходится очень много думать и анализировать – голова работает. А музыка? Музыка – это как наркотик, я ее слишком люблю. Боюсь себя погружать в музыку, потому что можно вообще обо всем забыть.
В мировом пространстве есть свои законы. Два года не выставляешься, считай, тебя нет. Кураторы постоянно требуют новых работ. Это уже система, самое ужасное, что есть у искусства.
— Конечно. Но приводит к тому, что ты тотально не свободен. Больше всего я хочу освободиться, но почему-то я всем что-то должна. Включаешь утром компьютер, и на тебя валится куча писем с различными просьбами. И всё. У тебя нет времени на себя.
Так хорошо бывает, когда уезжаю куда-нибудь одна, и никого не вижу. Получаю удовольствие оттого, что я наедине сама с собой. Для меня свобода – это когда я свободна от людей.
— Награда – это, когда мои ученики добиваются успехов… Марго Овчаренко сейчас в Италии, ее работы выставили на Всемирной выставке в Швейцарии, она вошла в альбом самых лучших молодых фотографов. А начинала учиться у нас. Она пришла ко мне в 17 лет совсем юной девчонкой… Однажды я получила от нее сообщение: «Если бы не Вы, я бы, наверное, стала наркоманкой». Вот это – награда!
Когда мои ученики добиваются успеха, я действительно радуюсь, возможно, для автора это странно. Но это прямо праздник для меня.
Если здесь все больше и больше попадается молодых авторов, не похожих на меня, значит, я что-то изменяю в этом городе. Мне кажется важным оставить после себя какую-то школу, людей, в которых я вложила свои знания, свою энергетику, свою душу.