Картина «Еврейская Мадонна» — одна из трех, которые Оксана Моложанова посвятила военной тематике. За картину «Ожидание», написанную по следам Второй Ливанской войны, художница получила премию Германа Штрука. Третья работа этого триптиха — портрет друзской семьи Моади. За его созданием стоит трагический случай гибели друзского солдата Юсуфа Моади, джип которого взорвался в Газе за несколько часов до окончании операции «Литой Свинец». В этих картинах нет внешних атрибутов, напоминающих о войне. О ней говорят глаза героев, в которых боль и неприятие утраты близких или беспокойство за их судьбу.
В небольшой квартире художницы, которая одновременно служит ей и студией, собраны портреты ее друзей, знакомых. Там же стоят и «Еврейская Мадонна» и портрет семьи Моади. Как рассказывает Оксана, когда люди заходят в квартиру и натыкаются на взгляды героев ее картин, не зная истории их создания, то думают, что у нее в жизни происходит что-то трагичное. В маленькой комнате холст и художница не помещаются вместе. Из-за больной ноги она не может все время стоять, поэтому приходится рисовать на кровати.
— За каждым образом на картине чья-то судьба, характер. Мне интересно донести до зрителя то, о чем человек молчит. Например, на портрете с библейским ландшафтом — мой очень хороший друг Влад. Как-то он признался мне, что последнее время все время думает, как могла бы сложиться его жизнь, будь у него брат. При родах он родился 7-месячным, а его брат-близнец умер. Так возникла идея картины, за созданием которой — история реального человека и миф о «диоскурах» — Касторе и Полидевке и их знаменитой матери Леде. По наиболее распространённой версии, отец Кастора — Тиндарей, а отец Полидевка — Зевс. Поэтому первый смертен, второй бессмертен. И вот «бессмертный близнец» с такой ностальгией по брату смотрит на зрителя с портрета.
Еще на одной картине, написанной в ироничной манере — моя подруга, которая умеет преображаться, «делать лицо» и застывший взгляд – очень интересная фактура для портрета.
Еще на одной картине изображен человек-путник, пилигрим. Он бредет по пустыне, но вместо дальней перспективы — перед ним стена. Это мой спутник жизни. Мы вместе уже несколько лет. Он занимается скульптурой, режет по дереву. Правда, вот уже 3 года ничего не создает, так как ведь кому-то надо «пахать», пока я пишу свои портреты. Ведь я не могу писать картины и еще мыть полы заодно.
Он талантливый человек. В его скульптурах есть мысль. Он художник. Но художник – это ведь не профессия у нас. Типичный израильский вопрос: «Художник? А зарабатываешь ты чем?» Он работает, конечно. И надеется проломить стену. Но на картине видно, что со стены уже начала отлетать штукатурка, она все больше ветшает, как и наши несбывшиеся мечты. Хотя я специально повесила на стену ключик надежды. Может, он найдет замочную скважину, чтобы открыть эту дверь. А пока он идет, и в руках у него швабра, но пусть зритель думает, что это посох странника.
— Моя потрясенность Врубелем и любовь к его живописи началась с детства, когда мы учили сказки Пушкина, и в учебнике я увидела врубелевскую Царевну-Лебедь. И хотя любовь к Врубелю у меня сохранилась до сих пор, моя Царевна-Лебедь совсем другая. Это не лебедь, это девочка со взглядом царевны. Мне было важно изобразить ее летящей в волнах со струящимся за спиной шлейфом платья, растворившимся в воде.
— Я впервые взяла кисточку в руки в Израиле. Поначалу думала, что просто похожу в группу рисования – отдохну от житейских проблем. Когда на одном из первых занятий я впервые в жизни нарисовала натюрморт, он показался мне гениальным: ложка была похожа на ложку, тарелка на тарелку. Но мой первый учитель – хайфский художник Сергей Сыченко (тот самый человек, который «втравил» меня в живопись) посмотрел на мою работу и сказал: «боже мой, как мне надоела эта бабья живопись!» Меня как переклинило. Он не знал, что я бывшая спортсменка, занималась легкой атлетикой, и хотя еще в юности получила травму (от последствий которой до сих пор мучаюсь), но спортивный дух остался. Если бы не он, я бы до сих пор что-то там «подрисовывала». Это был 2003 год, сейчас 2011. 8 лет я рисую. На 8 лет он мне дал, чем заняться. Теперь я хотела, чтобы у меня появился новый стимул бороться. А он пришел на выставку и впервые похвалил меня.
Добавим также, что помимо занятия творчеством Оксане приходится заниматься другими делами. На ней (как и на плечах ее мамы и других членов семьи) лежит забота о ее брате Николае Моложанове, на которого в 2005 году в Киеве было совершено нападение скинхедов.
По словам Оксаны, не смотря на то, что камера, установленная в переходе киевского метро, зафиксировала и само нападение на Николая, одетого по еврейской традиции, и знак свастики, выбритый на голове нападавших, они были осуждены на небольшие сроки за хулиганство. А ведь они сломали жизнь юноше, подававшему блестящие надежды. После перенесенного избиения, у Коли мозг 4-летнего ребенка. Израильские врачи сделали ему ряд сложнейших операций, в том числе и по восстановления формы черепа. Теперь время от времени он должен проходить реабилитационное лечение в больнице и быть под постоянным наблюдением врачей.
Полгода назад в одной из программ на израильском ТВ была показана передача о Николае Моложанове, в которой прозвучал вопрос, почему его не признают жертвой террора. Основной аргумент: в момент нападения он (на тот момент гражданин Украины, который собирался репатриироваться в Израиль) учился в киевской ешиве и помогал раввину в киевской синагоге на добровольных началах (без записи в учетной ведомости о зарплате). Поэтому нет доказательств, требуемых формальной процедурой, что он в это время трудился на благо Израиля.