Школа и университет научили Елену Голубцову только двум вещам — читать и писать. Причем первому — значительно лучше. Мечтает жить в обществе, где зачем-нибудь нужна такая профессия – читатель, потому что круглосуточное чтение в обществе существующем грозит голодной смертью.
Что до второго навыка, то она далеко не журналист (ни по образованию, ни по складу характера), но еще дальше ей и до писателя. Поэтому, при всей нелюбви к неоправданным заимствованиям, называет себя райтером. Это заимствование, по ее мнению, оправдал Довлатов, заметивший, что это в России писатель – высшая ступень в развитии человечества, а в Америке writer – и Хемингуэй, и автор консервных этикеток, то есть тот, кто пишет.
Обожает скобки, тире, двоеточия и сложные предложения с несколькими придаточными. Боится времени. Запрещает себе думать о глобальном смысле жизни, а локальный видит в разговорах с кошками, обниманиях с соснами, покупке авиабилетов и коротких, но регулярных побегах в указанные в них пункты назначения.
Чего бы я хотела, так это жить в доме Зингера на углу Невского и канала Грибоедова в Петербурге. То есть не в том дело, что в доме, а именно что среди книг, населяющих лучшую, самую парадную его часть. Хотя прочие части ничуть не хуже: где-то здесь, к примеру, Маршак делал величайшие в своем жанре «Чиж» и «Ёж». А вы знаете, что этот крупнейший в Советском Союзе Дом книги (литература выселила швейные машинки в 1919 году) продолжал работать даже во время блокады? Мне кажется, такое возможно только в Петербурге.
Мне нравится здесь просто сидеть за чашкой бессмысленно и беспощадно дорогого кофе и наблюдать за иностранцами, расположившимися тут же, с видом на Невский, или за разбросанными по травянистому пути к Казанскому собору аборигенами, непрерывно в то же время ощущая великое спокойствие, оттого что главные сокровища мира – они вот, стоит только протянуть руку. Поскольку вечно пить этот кофе нельзя, я почти готова стать его приготовителем, продавцом непосредственно книг или карандашом, выглядывающим из-за кассы.
Чего мне не хватает в Краснодаре, так это книжного магазина. Я долго шла к этой простой формулировке. Когда я переехала сюда из «третьей столицы», как обычно аттестуют свой город екатеринбуржцы, мне казалось, что я попала в деревню. Откуда взялось это снобистское чувство у девятилетнего ребенка, сейчас я объяснить не в состоянии. Но тогда – и все последующие годы – мне не хватало в Краснодаре «культуры». Что это такое в данном контексте, теперь, практически полюбив наш город и уж точно привыкнув к нему, я также затрудняюсь ответить. Чего, определяемого через широкое понятие культуры, могло не хватать сначала ребенку, а потом подростку? Тайна, покрытая мраком.
Сейчас мне отчетливо не хватает драматических постановок (репертуар любимого Молодежного театра давно выучен наизусть, а те спектакли, которые подзабылись, увы, с него сняты; что до театра драмы, то после «Евангелия от Воланда» я туда ни ногой, хотя многие говорят, что напрасно; об антрепризе я вообще молчу – это же не театральная жизнь города, а подсматривание в узкую, да к тому дорогостоящую щелку другой, всегда далекой, но не всегда блистательной жизни).
Недостает большой живописи – такой, чтобы была всегда, а не наездами, чтобы в нее можно было провалиться из любого дурного настроения, из любого дождя с мокрым снегом. Интересные выставки тоже в заметном дефиците – не привыкла кого-то ругать публично из своего дилетантского уголка, но большинство моих воскресений, которые я решала провести «культурно» (а выставки – чуть ли не единственная возможность спонтанно реализовать подобное намерение в Краснодаре), заканчивались в глубочайшем недоумении.
«Фотовиза» стала своего рода дозой кофеина внутривенно для нашей пребывающей в летаргическом сне культурной жизни, но и там были (и пока еще есть – большинство выставок открыты до 7-10 ноября) экспозиции, способные у любого, кто хоть раз в жизни держал в руках фотоаппарат, вызвать резонный вопрос: а не стать ли, в самом деле, и мне фотохудожником?
Катастрофически не хватает архитектуры. Дело не в ее провинциальности или бедности – дело в ее полном отсутствии. Проживание в Комсомольском многократно усиливает это ощущение визуальной пустоты и неприкаянности: когда я еду по Уральской, а я делаю это почти ежедневно, то неизменно прикидываю, на сколько месяцев аренды квартиры в каком-нибудь красивом городе мне хватит моих сбережений. Понятно, что и в самом красивом городе есть мрачные окраины, где очень многим не повезло жить.
Понятно также, что и в Краснодаре есть люди, и я даже лично знаю троих таких счастливцев, чьи окна выходят на Красную, кто по этой же Красной идет пешком на работу и кому по этим причинам вполне довольно того хоть как-то организованного в эстетическом смысле пространства, которого у нас так удушающее мало и которое все сосредоточено вокруг одной-единственной улицы.
Конечно, на фоне синего неба даже Уральская выглядит сносно, но тем глубже моя обычная осенне-зимняя депрессия – у меня даже есть подозрения, что ее причины не климатические и не психологические, а сугубо эстетические: будто с дряхлого старика с молодцеватой фигурой сняли венецианскую маску, и его юная жена насильственно вспомнила, с кем ей приходится жить.
В недавней книге Умберто Эко и Жана-Клода Карьера «Не надейтесь избавиться от книг» описан мужчина средних лет, который все свои дни проводит на одной из железнодорожных станций Парижа, читая с утра до вечера. Эко и Карьер, сами страстные книгочеи, рассуждают, ну не безумец ли он, а я вдруг понимаю, что наконец-то нашла сценарий пребывания в личном раю (мне нравится думать, – а может, это идея кого-то из великих, чьи книги я прочла и которые, несколько видоизмененные, превратились в меня, как мясо, лук, яйцо и хлеб превращаются в котлетный фарш, – что рай у каждого будет свой, в зависимости от того, что человек больше всего любил при жизни).
Но как бы мне ни нравилось читать книги, еще больше, хоть это и ужасно, мне нравится их трогать, нюхать, покупать и иметь. Ни одну купленную книгу, даже если прошло вот уже полтора года, а я так и не заглянула под обложку, я не считаю пустой тратой денег. Они не простаивают – они выдерживаются, ждут, когда я ни с того ни с сего совпаду с чем-нибудь в них настолько, что на несколько дней моя жизнь потечет по руслу их содержания. Впрочем, под обложку я заглядываю всегда и непременно – зачем-то смотрю тираж, а потом читаю беспорядочными кусками, предвкушая глубоководное погружение, отсроченное, быть может, на десятки лет.
Настолько же, насколько я ненавижу покупать одежду, я люблю покупать книги. Несколько часов в книжном магазине в смысле успокоительного и информативного эффекта заменяют чтение стопки журналов, встречу с друзьями и беседу с психотерапевтом. Но если раньше книжные магазины были способны взволновать меня per se, как места с наибольшей плотностью присутствия печатного слова, теперь мне бы хотелось, чтобы форма соответствовала содержанию.
В одной из серий последнего сезона «Симпсонов» Барт отправляется в книжный магазин Bookachino (хоть убейте, не могу вспомнить, зачем наследнику Гомера понадобились книги), в котором, как следует из названия, можно купить не только книги, но и кофе, причем не возбраняется пролистывать первые, сидя за чашкой второго. Кстати, это вообще черта западных книжных магазинов – как правило, есть куда присесть, чтобы неограниченное количество времени знакомиться с будущей покупкой (или, скажем, на месте прочитать методику приема родов у морских свинок и, минуя кассу, убежать применять ее на практике).
У нас же, задержавшись с книгой чуть больше необходимого для поверхностного ознакомления, чувствуешь себя едва ли не преступником. Вернее, читаешь это во взгляде продавца. Хотя вовсе не кофемашины и не совмещения функций с библиотекой недостает краснодарским книжным магазинам, чтобы я назвала их идеальными.
Помните фильм «Вам письмо»? Я смотрела его тысячу раз и все равно цепляюсь за экран телевизора, если ему вдруг случается быть включенным, а там Мэг Райан и Том Хэнкс (в аналогичном случае «Неспящих в Сиэтле» происходит то же самое). В последний такой раз мой домашний ангел, демонстративно отворачиваясь от экрана, недоумевал: «Как ты можешь это смотреть? Я вообще не понимаю, о чем они говорят». Конечно, с художественной точки зрения фильм никакой, но я не могу сказать, что он ни о чем – потому что он о книгах и книжных магазинах.
Так вот, мне абсолютно нравятся оба формата, представленных в ленте, – крошечный, старенький, с историей и горсткой постоянных покупателей, которых хозяйка и единственный продавец знают в лицо, и огромный книжный супермаркет из металла и стекла. В фильме одно должно убить другое, как книга здание по формуле Гюго. Но если бы в моем городе соседствовали два таких магазина, я бы непременно ходила в оба. Потому что в каждом есть что-то от идеального книжного: в первом – атмосфера, во втором – простор, порядок и большой выбор.
В Краснодаре я не знаю ни одного магазина с хотя бы одним из этих качеств. Впрочем, «Дом книги» по-прежнему просторен, но, судя по залысинам на полках, он уже несколько лет распродает старые запасы, не предлагая ничего свежего. Хотя я исправно захожу туда всякий раз, оказываясь неподалеку, все, что я купила там за последние годы, – плохой сборник рецептов китайской кухни, карта мира и стопка книжек для чтения на английском. Но не заходить отчего-то не могу – все-таки это почти единственный книжный Краснодара, не опутанный никакими сетями.
Сетевые книжные – это даже хуже, чем сетевые магазины вообще. Это ассортимент, потакающий вкусу (или дурновкусию?) большинства, круглые глаза продавцов как реакция на вполне классические фамилии и неадекватные цены. И либо я чего-то не знаю (буду рада, если так и кто-нибудь откроет мне глаза), либо за вычетом «Дома книги» и сетевых магазинов на книжном рынке Краснодара остается только «Когорта». Основное удовольствие здесь получаешь, правда, на кассе, да и работает магазин в исключительно неудобном режиме, но за неимением лучшего приходится объявить его своим фаворитом. И за тем же неимением перебираться, по капле выдавливая из себя ретрограда, в интернет-магазины. Там, как вы понимаете, ничем не пахнет, так что это тот еще компромисс. Понятно, что когда есть конкретная книжная цель, все средства хороши, но я-то говорю о покупке книг как о способе приятно провести время.
Иногда я заношу перо, чтобы внести электронную книгу в виш-лист (условно, конечно: и перо, и виш-лист, не говоря уже о ридере, присутствуют только в моем воображении), но тут же, ощущая себя без шагу предателем, передумываю. Если не будет ни целей (они все станут достижимы электронными средствами), ни идеального книжного, то что заставит меня по полсубботы проводить между несовершенными, беспорядочными, в чем-то неполноценными, но такими ароматными и теплыми стеллажами? А перестать это делать – значит для меня перестать быть идентичной самой себе, утратить часть личности.
С одной стороны, конечно, способность меняться отличает человека от Бога, а потому естественна для любого, кто не претендует на роль всевышнего.
С другой, шизофрения тоже определяется через утрату личностной идентичности. Поэтому, хотя свой идеальный книжный я еще не встретила (не только в Краснодаре, а в принципе), поиски продолжаются, а надежда на то, что какой-нибудь псих, наплевав на широко обсуждаемый закат книгопечатания, возьмет да и откроет в нашем городе большой, светлый, разносторонний книжный магазин с атмосферой и грамотными продавцами, одержимыми любовью к литературе, не умирает.