Борис Алексеевич Гладков — чертежник-картист оперативного отдела штаба 50-й армии, состоял на секретной работе.
В то время, когда Борис Гладков выпускал настенные газеты, он понравился командиру отделения разведки при штабе полка, младшему лейтенанту Шарлаю.
Я об этом даже не помышлял, думал, один сделаю. Но вспомнил, «Парковая» стенгазета вторые места занимала на смотрах. Батарея, где осуществляли ремонт машин и пушек. «Давай, оттуда», — сказал я комиссару полка.
— На следующий же день, мне, рядовому солдату, на помощь прислали замполита Острецова. Я должен был быть главным редактором, а тут замполит. Я тут подумал, не быть мне редактором. Как я буду командовать замполитом?! Хотя это противоречило уставу, мы договорились называть друг друга по имени и приступили к выпуску журнала.
Меня и Острецова освобождали от несения службы пока мы не подготовим выпуск журнала. Как только заканчивали журнал, сразу же вставали на пост. В полку на меня не злились. Для каждого бойца было наградой, если я напишу о нем в журнале.
Журнал представлял собой сборник присланных сочинений солдат. Нам такие талантливые очерки присылали из полка. А комсорг Алмазов, которому эта идея понравилась, брал журнал и ходил по подразделениям, читал солдатам. Журнал только три дня находился в полку, потом его отправляли выше, а те хвастались перед фронтом, и таким образом журнал уходил аж до Политуправления Красной Армии в Москву.
— После выпуска четырех журналов художника рекомендовали, а после командировали в политотдел армии. Мою работу уже продолжал Острецов.
— Также мне поручили оформить альбом «Герои пятидесятой армии». Вот, например, (показывает на фото) танкист, который в Туле с обмороженными руками пошел на немцев, на таран, танк на танк. Раздавил несколько орудий и сбил несколько танков.
Картины Борис Алексеевич рисовал в политотделе, это входило в план работы. Было непосредственное задание — участвовать на фронтовой выставке.
— Во время войны я нарисовал картину «Атака», как раз на реке Сош, когда мы снова освобождали Пропойск.
Так получилось, что потом мне приходилось проезжать через те же места, где я начинал свой фронтовой путь. Наши солдаты на немцев идут — начальнику Красной Армии понравилось. Эту картину отправили на фронтовую выставку, но теперь я не знаю, что с картиной. Наверное, где-то залежалась.
В политотделе, помимо прочего, необходимо было выпустить книги стихов фронтовиков, солдат, офицеров. Опыта иллюстратора у меня не было. В Москве не понравилось, и книга вышла без иллюстраций. Далее я оформлял агитмашины. Обидно было что в Москве не оценили моей работы.
Неделю я рвался обратно в полк. Я был прикреплен к запасному стрелковому полку. В этот момент меня перехватил офицер штаба армии. Там, через управление штаба, меня отправили на секретную работу. Я обозначал боевую обстановку армии на карте.
У пехоты не хватало винтовок, мы отдали свои, а сами без оружия пошли через город Орел. Город большой, мы чудом не напоролись на немцев. Ведь даже не подозревали, что они в городе. Если бы мы столкнулись с ними, то, конечно, всех взяли бы в плен… В лучшем случае …
Освобождение Калуги — первая победа в Московской битве. Тогда Борис Гладков был в артиллерийском полку разведчиком-наблюдателем.
— Разведчики выбирали наблюдательные пункты на чердаках. Мы смотрели в стереотрубу и докладывали обо всем важном полковнику Маврину, а он распоряжался из какого орудия стрелять по немцам.
Наш 447-й корпусной артиллерийский полк активно участвовал в боях. 13 раз Мценск переходил из рук в руки. В район Орла был отправлен корпус Минушенко, и танковая бригада Катукова, чтобы закрыть брешь. Орел фашисты взяли без боя.
Танковая бригада насчитывала всего 29 танков. Они воевали против танковой дивизии Гудериана, которые пускали в атаку по 200 танков. Был танкист, старший лейтенант Лавриненко. Он лично уничтожил 7 танков противника.
Орловское шоссе, словно волнами идет, вверх, вниз от Орла до самой Тулы. Местность холмистая. А внизу —овраги. Там наши танки заняли замаскированные позиции. Из оврагов производили удар в первый танк, потом в последний, потом разбивали середину, пока немцы не очухались. Так в пути их и расстреляли.
В вышедших после войны воспоминаниях немецкий генерал Гудериан напишет, что на подступах к Мценску «…четвертая танковая дивизия была остановлена русскими танками. Ей пришлось пережить тяжелый момент. Впервые проявилось в резкой форме превосходство русских танков Т-34. Дивизия понесла большие потери. Намеченное быстрое наступление на Тулу пришлось отложить».
— Под Мценском впервые появились Катюши. В штаб зашел капитан Чумак и говорит полковнику Катукову, что прибыл для того, чтобы дать один залп из привезенных орудий. Катуков знал обстановку: в одной лощине сосредоточилось около двухсот танков и машин противника.
Чумак дал один залп из четырех орудий. «Катюши» ревели как слоны, гул, визг. Снаряды ударяются в одно место и сразу меняют направление, когда взрываются, все уничтожают, а потом разгорается пламя, которое плавит даже металл. В этой лощине никто не уцелел.
— Варшавское шоссе. Я на посту наблюдаю обстановку. В то время немцам необходимо было переправить свою артиллерию. Они собрали мирных жителей: женщин и детей и вели их перед своими пушками. Им нужно было пройти через территорию, которую, они знали, мы просматривали. Командир Маврин посмотрел и говорит: «Да, в своих-то стрелять нехорошо. Пусть проходят».
В последних числах сентября мы вступили в город и заняли оборону. 7-8 декабря он решил взять Тулу. Ночью погнал танки, чтобы взять вокзал. Мы и так уж в окружении были.
После Тулы освободили Калугу. Потом воевали на Варшавском шоссе, и откуда нас отправили в сторону Брянска. Фронт растягивался на 120 километров. Весь наш полк направили на левый фланг.
— Когда мы перешли за Днепр, Штаб армии шел впереди, немцы перед нами, немцы сзади, за ними наши войска, за войсками — немцы, а за немцами — тыловые части.
А где оно, это безопасное место? Он просто верил в нас, у меня чутье было, я расположения знал. Мне удалось благополучно увезти с места боя две машины. За такое дело меня и сержанта Хмелькова наградили орденом «Красной Звезды».
— Также был случай. Ночью мы остановились в одном месте. Мне начальник оперативного отдела дал задание — незаметно для противника провести машину с штабными работниками, в том числе и офицерами. Так вот, один старший лейтенант сидит рядом с шофером. Я ему докладываю, что у меня задание от полковника — вести машину, показывать маршрут. А он мне: «Лезь в кузов, я поведу».
Посмотрели вокруг, была светлая ночь. Немецкие танки в 200 метрах стоят от дороги. Я тут уже сел в кабину. Потихоньку развернулись и поехали обратно. Вот такой случай был. Докладывать я не стал, думаю, пусть старший лейтенант остается старшим лейтенантом.
— Я тогда при штабе был. Интересный случай приключился. Немцы держали Могилев. Нашего солдата-разведчика, карапуза, отправили в оккупированный город. Разведчик идет, смотрит — на крылечке сидит генерал-немец, сидит и курит. Он был комендантом Могилева.
Один солдатик пленил генерала и переправил в полк. Разумеется, если генерал попал в плен, его сам командующий допрашивал. Пленник темпераментный был, требовал от генерала Болдина наказать солдата, который его так бесцеремонно пленил. Болдин приказал адъютанту привести солдата. Когда разведчик вошел, Болдин, на глазах у изумленного генерала сказал — накажу, накажу, Орденом «Красной Звезды» накажу. И присвоил награду смелому разведчику.
— О Рокоссовском стоит несколько слов сказать, в то время он командовал фронтом, но не нашим. Имел большой авторитет. Он взял батальон своих войск. Немцы услышали, что сам Рокоссовский на Минск наступает, и без боя покинули город. А Рокоссовский направился в Баранович. Немцы очнулись и снова заняли город, после нашим войска нужно было его освобождать.
— Минск освободила наша армия. Дальше 50-я армия заняла город Тройбург (Олецко). Войска должны были взять город и, не останавливаясь, продолжить наступление дальше, не давая противнику закрепиться. Но на пути армии встал Спирт-завод. Солдаты стреляют в баки, а от туда прет струя спирта, они подставляют котелки. Так, целый подразделение стало не боеспособно.
Для меня это было событие. Мама понимала, что война это не шутка, ревела, не хотела меня отпустить. Я заверил ее, что война скоро закончится, и я вернусь.
— Были случаи, когда по несколько суток подряд не спали. Днем в наступление, ночью работа над картами. Я даже пробовал иглой циркуля колоть в руку, боли не чувствовал, настолько напряжена была нервная система.
— Мне на карте нужно было расставить флажки, точного месторасположения полков. Ставлю флажок и пишу номер: 875 на один, и на второй 875, номера похожи с 857-м полком, перепутал. Так с карты исчез один расчет.
Эта карта попала командиру Озерову, он вызывал начальника оперативного отдела полковника Савченко и спрашивает, где 857-й полк? Вызывали меня.
Вот тут — говорю я, показываю, и вижу свою ошибку. Так меня отправили на трое суток гауптвахты. Там я докладываю начальнику штабной комендатуры: «На гауптвахту явился ефрейтор Гладков». А он мне: «Я мечтал тебя увидеть, иди в дом красной армии». Это автобус был, где располагалась библиотека. «Мне нужно, чтобы ты повторил картину на 2-х ватманах акварелью», — сказал штабной комендатуры.
В доме красной армии оказались все друзья у меня, я же целый год там воевал. Я только рюмку тяну, полковник Панков в окно заглядывает: «Допивай и, как закончишь обедать, приходи ко мне». Панков занимался историей боевого пути полка при командарме. Его приказание отменяет приказ коменданта штаба армии. Я пришел к нему. Вот это я называю «Почетное заточение».
— «Сходи сначала за картами, но только никому ни слова, это секретное задание», — приказал Панков. Я взял карты этого участка, включая Кёнигсберг. Утром мне принесли задание. Я нанес обстановку армии, а в них внес замыслы командующего армии: с этого участка, где мы занимали позиции, снимали и перебазировали все корпуса и дивизии и концентрировали четыре армии вокруг Кёнигсберга. На линии фронта оставили только маленькое подразделение — по несколько солдат на три километра, миномет, пулемет. Если бы немцы знали, они бы эти позиции заняли.
Так, тайно мы передвигались по ночам. Карты были переданы Василевскому и Черниховскому, они задание привели к действию. Через три дня войска перетащили к Кенигсбергу. За четыре дня боев взяли город, несмотря на то, что немцы считали это крепостью. Восьмого апреля 1945-го мы закончили военные действия, и армия была уже вне боев, там мы дождались официального заявления о прекращении военных действий.
Вернувшись с войны Борис Алексеевич решил продолжить обучение в академии художеств. Солдата взяли на второй курс. В академии Гладков дипломную работу делал о полете Чкалова в США через северный полюс.
На картине «Сталинский маршрут» изображен экипаж самолета и Сталин, который выслушивает план полета. Работу не приняли, сказали переписать: «Так Сталина нельзя изображать».
На переделанной картине Сталина не было, остался лишь экипаж «Сталинского маршрута». Работу засчитали, но поставили тройку.
— Тогда было страшное желание служить в армии. Патриотическое воспитание было в каждой семье. Жалко, что теперь не так. Кто будет защищать родину?