Благодать физического труда

Каждый год слышу: «Рабочие профессии у нас не в почете». А тут столкнулась с ремонтом. И вот вам — картина маслом. Кухню пришел делать инженер по колесной и гусеничной технике, который до того как стал мебель собирать, работал технологом на «Полимире», потом занимался производством ультрадисперсных алмазов на «Синте». Балкон обшивал инженер–строитель, а о натяжных потолках договариваться пришлось и вовсе с… врачом–неврологом, который 10 лет на «скорой помощи» отслужил. Нет, физический труд нынче в большой цене. Сантехники приезжают на шикарных авто, кто при галстуке, кто с ноутбуком, и цены заламывают атомные: два дня работы — и можно месяц отдыхать. По всему выходит, работать руками — так же престижно, как и в 1950–е, только понимают это многие, увы, уже получив необязательный диплом.

Недавно встречаю соседа по даче. Андрей Поляков, 10 лет посвятив музыке, вдруг спрятал все ноты и пошел на белорусско–итальянские курсы плиточника–облицовщика. Работал в филармонии, в оркестре под управлением Финберга и в школе концертмейстером — фонограммы детям писал. А тут к земле потянуло…

— Так ведь квартиру же строю — кредит выплачивать надо, а еще обустраиваться, и чтобы оставалось в кармане! Я на трех работах зарабатывал максимум миллион рублей. К тому же физический труд меня никогда не пугал, поэтому поначалу работал и подсобным рабочим у каменщиков, как лошадь таскал бетон–раствор–кирпич, сейчас вот помогаю класть крыши. Предлагают зарплату не меньше 1,5 миллиона…

Дело даже не в зарплате. А в том, что кому–то, может, действительно нравится шить–строгать–пилить–штробить. Но мешают стереотипы — мол, это не от большого ума.

— Когда я оканчивал школу, у нас не было такого понятия, что на стройку идут неудачники, — вспоминает отделочник с неоконченным высшим образованием Александр Симонов, к которому заказчики в очередь выстраиваются, чтобы он им стены выровнял и потолки побелил. — Просто каждому — свое. Кто–то вместо того чтобы сидеть на стуле 8 часов, хочет что–то производить, строить, крутить гайки. И это так же почетно. Возможно, мама меня тоже видела дипломатом или переводчиком. Я же поступил в БГУ на радиофизику и электронику, а через два года понял, что не мое. Чем только не занимался: и цветами торговал, и хлеб выпекал, и микросхемы собирал на «Интеграле». Последние 7 лет занимаюсь отделочными работами и вполне доволен, хоть и «грязная» работка.

Это тенденция: все чаще и чаще люди с высшим образованием, помыкавшись со своими дипломами, идут получать рабочую профессию.

— Мы планируем набирать группы выходного дня или вечерние, ориентируясь именно на взрослое население. Потому что спрос чувствуется, — говорит директор минского профессионального лицея № 12 строителей Сергей Лукашевич, отмечая в то же время, что конкурса у них на строительные специальности в этом году впервые не было! Почему? Только ли потому, что выпускников нынче мало, а цифры приема увеличиваются? И школы не особо отпускают в училища, потому что тогда в 11–м классе некому учиться будет?

— Еще в конце 1990–х у нас по 8 человек на место было, — вспоминает директор профессионального технического колледжа швейного производства Тамара Раевская. — Тогда человек знал, что не каждому дано летать сразу, что нужно пройти рабочую школу. Королев и Гагарин тоже начинали с профессионального училища. Сейчас же в вуз идут все кому не лень. Детей просто отучили от труда. Они не знают, кем хотят стать, главное: минимум занятости — максимум зарплаты. Говорят: что плохого в стремлении получить высшее образование? А что хорошего в том, что в вуз идут те, кто школу–то едва закончил? Потом и с двумя дипломами трудоустроиться не могут. А наши выпускники все находят работу и зарабатывают неплохо. Мы едва–едва набираем группы. Процентов 20 — 25 ребят приходят целенаправленно, остальные — те, кто никуда не поступил и кому больше некуда деваться. И это угнетает, что мы не выбираем, а набираем. А раньше даже экзамен проводили по спецпредмету!

В вузах, кстати, тоже и преподаватели, и деканы говорят о том, что должен быть барьер для поступления — минимальный балл, с которым можно подавать документы для получения высшего образования.  Выступая на городском педагогическом форуме, ректор БГПУ им. Танка Петр Кухарчик рассказал про эксперимент, в котором участвовало более 1,5 тысячи первокурсников нефилологических специальностей университета. Они писали обычный школьный диктант (менее 200 слов). И результаты были ошеломляющие: средний балл по 10–балльной шкале по русскому языку — 3,3, по белорусскому — 4,3. В некоторых работах было до 36 ошибок! 85 процентов студентов сделали ошибки в словах «балл, аттестат, сертификат». Но раньше у школьных двоечников и мыслей не возникало поступать в вуз, а сегодня всем охота запрыгнуть сразу на верхнюю ступеньку…

Почему сегодня дефицит строителей, а в строительные ПТУ недоборы? Не потому ли, что за последние 10 лет ПТУ стало почти ругательным словом (и не потому ли их все переименовали в лицеи и колледжи?)? Все выстраиваются в очереди за «корочками» менеджеров, юристов, психологов.

— Нынче о рабочем никто нигде не говорит, — возмущается Тамара Раевская. — Назовите, скольких рабочих наградили орденами, медалями? Где в газетах их портреты и рассказы о достижениях, как это было раньше?

Зато за последние годы в обществе окончательно устоялся стереотип: наличие высшего образования — гарант уверенности в завтрашнем дне. И родители с первого класса своему чаду вбивают в голову: «Будешь плохо учиться — пойдешь на стройку, в ПТУ». Так что у него даже язык не повернется вымолвить: «Хочу быть сантехником». Родители не поймут. Да и что окружающие скажут? И главное, что им сказать в ответ?

— Нужна агрессивная рекламная политика! Именно — агрессивная, — уверен директор Вилейского профессионально–технического колледжа Егор Китиков. — Мы два года назад на специальность «электрогазосварщик» набирали с трудом одну группу. А потом купили оборудование для холодной ковки металла. И теперь делаем с ребятами красивые решетки на окна, мангалы, фонари «под старину». И когда родители приходят на наши выставки, говорят детям: «Видишь, какую красоту делают, иди на сварщика!» Этим и привлекательна профессия, что ее результаты можно видеть уже во время учебы, а не через 2 — 3 года обучения. Поэтому стараемся все специальности вывести на конечный продукт. В этом году к нам из 33 районов приезжали поступать!

Это лет 5 назад говорили: нечего делать в ПТУ, мол, там материально–техническая база чуть ли не доисторических времен. А сегодня говорят: «У нас 95 процентов оборудования — новейшее. На производстве нет такого оснащения, как у нас! Условия идеальные. Было бы желание!» В швейном колледже, например, есть даже плоттер с программой для изготовления выкроек: задаешь параметры — он тебе готовые чертежи делает.

— Конечно, спецодежды больше, зато на ней можно оттачивать мастерство. Но набираем заказы и от населения, — уверяет Тамара Александровна. — Наши учащиеся ездят со своими коллекциями и в Швецию, и в Австрию, и в Германию. Первые места занимают. Уже в процессе учебы находят клиентов и делают себе имя. Но когда звоним в школу, реакция директоров однозначна: «К нам можете не приезжать. У нас два класса. Все идут в вузы».

Как бы нам не повторить сценарий одного фильма, где герой попадает в самый законопослушный город на свете. Там живут одни юристы! Они зарабатывают себе на жизнь за счет случайных приезжих, которые обязательно оказываются втянутыми в какое–либо судебное разбирательство, а когда клиентов не хватает, подают иски… друг на друга. Интересно, а кто же им тогда натягивал потолок?

По данным переписи населения, высшее, среднее или базовое образование имеют 90 процентов белорусов старше 15 лет (в 1999 году таких было 85 процентов, в 1989–м — 77). Причем вуз окончил каждый пятый (10 лет назад — каждый седьмой). Более 2 млн. человек имеют среднее специальное образование, почти 900 тысяч — профессионально–техническое.