Без масла и мрамора

Шалва Бреус о премии Кандинского, «Ударнике» и религии в искусстве

В здании бывшего кинотеатра «Ударник» 12 декабря состоялась церемония вручения независимой премии в области современного искусства — премии Кандинского. В основной номинации впервые победили два проекта — Гриши Брускина и группы AES+F, поделившие 40 тысяч евро, лауреатом же в номинации «Молодой художник» стал Дмитрий Венков.

Церемония вручения с выступлениями «Мумий Тролля» и Петра Мамонова, как и предшествующая ей выставка номинантов, в первый раз проходили в легендарном кинотеатре, который в ближайшие годы обещает стать новым центром художественной жизни города. О задачах премии, ее лауреатах и о том, каким образом «Ударник» превратится в музей современного искусства, «Лента.ру» поговорила с Шалвой Бреусом, учредителем премии Кандинского и президентом фонда «АртХроника». Разговор также зашел о Pussy Riot, религиозном искусстве и влиянии музеев на арт-рынок.

«Лента.ру»: В этом году результаты премии можно назвать неожиданными: впервые в основной номинации два победителя. Неужели жюри не смогло выбрать одного?

Шалва Бреус: У нас один раз было два победителя в молодежной номинации, но в главной — впервые. Всегда существует соблазн принять решение, устраивающее все стороны, естественное для «человека разумного» желание избежать потенциального конфликта. Поэтому мы с повышенным вниманием относимся к подобным решениям, хотя регламент премии их и допускает. Жюри вынесло свой вердикт после двухчасов жарких дискуссий. Я имел возможность выслушать мнение каждого, их аргументы «за» и «против». И убедился — это вовсе не желание найти комфортный компромисс, а поровну разделившиеся голоса. Члены жюри были уверены в своем выборе.

Нет опасения, что сценарий финала теперь будет повторяться?

Ситуация была беспрецедентная. У Гриши Брускина и AES+F, конечно, сильнейшие проекты, заслуживающие главной премии. А вот что касается «Молодого художника», то в жюри царило полное единогласие и обошлось без продолжительных споров. Венков очень способный, на мой взгляд. Сама церемония — наше отдельное произведение. В ней должна быть импровизация и легкая пощечина общественному вкусу, мейнстриму. Петр Мамонов естественно и свободно себя чувствовал на сцене «Ударника», поэтому получился такой великолепный перформанс.

Еще на стадии формирования лонг-листа премии вы говорили, что в этом году чрезвычайно сильная конкуренция — и результаты это подтвердили. Вам кажется, что шорт-листы обеих номинаций получились репрезентативными?

Каждый из финалистов, особенно в главной номинации, без всяких натяжек, был достоин премии. Мне кажется, что шорт-лист всегда более объективен, чем один конкретный победитель. Ведь разница в уровне работ, попавших в финал, как правило, микроскопическая – это происходит со всеми серьезными премиями. Я, например, стараюсь читать книги из шорт-листов литературных премий, в Англии покупаю шорт-лист английского «Букера», у нас — «Большой книги» или «Русского Букера».

Конечно. Но есть еще ряд художников, которые, безусловно, заслуживали места в финале. Например, замечательный проект Дмитрия Гутова или «Вселенский разум» Николая Полисского. К сожалению, «Вселенский разум», в силу огромных размеров, был представлен только небольшим фрагментом, что, возможно, не позволило жюри полноценно оценить это выдающееся произведение.

Гриша Брускин и AES+F. Фотография предоставлена пресс-службой премии Кандинского

Как вы думаете, почему сильный проект Гутова не прошел в финал? Потому что это не первые работы в серии?

В том числе и поэтому. Произведения из этой серии были представлены на первой премии Кандинского еще 5 лет назад. Но это не умаляет его заслуг. Многие скульптуры Брускина тоже повторяют его ранние проекты. Просто он собрал все во «Времени Ч» и завершил цикл, которым занимался значительную часть жизни. «Allegoria Sacra» AES+F — тоже очень сильная работа.

Помимо красоты им удалось создать параллельный, совершенно гипнотический, живущий по своим странным законам мир. Там не льется кровь, люди наносят удары мечами, но лезвие всегда останавливается в миллиметре от горла. Это мир, где терпят крушения самолеты и поезда, но оказывается, что в них нет людей. Важен сам факт создания такого мира, а техника исполнения — уже второй вопрос. Я думаю, что Босх был тоже «модным», но со временем китчевость ушла, а созданный им страшный, фантастический мир остался по-прежнему интересен.

Третий номинант — Аладдин Гарунов с «Тотальной молитвой», совместивший в одном пространстве мощнейшее видео и инсталляции — тоже был очень сильным, не случайно он попал в финал премии во второй раз.

Одна из тенденций — и публика обратила на это внимание — много работ на религиозную тему. На первый взгляд может показаться, что это следствие ожесточенной дискуссии о допустимом взаимодействии между современным искусством и религией, которая велась в обществе в этом году, притом не только в России, но практически во всем мире — дискуссии, принимавшей иногда, как мы знаем, весьма болезненные формы. Достаточно вспомнить историю с американским фильмом «Невинность мусульман» или Pussy Riot. Но на мой взгляд, эта дискуссия — лишь одна из второстепенных иповерхностных причин, объясняющих внимание к религиозной теме. В большинстве работ затрагиваются более глубокие слои смысла.

На самом деле, в обращении современных художников к религиозной, метафизической проблематике нет ничего нового или неожиданного. В обывательской среде бытует заблуждение, что актуального художника не интересуют вечные темы. Возможно, оно возникло потому, что современные авторы работают с нетрадиционными, непривычными материалами. И многим кажется, что если человек делает видеоарт или работает с ржавым металлом, то на вечные темы он задумываться не может. Должны быть масло и мрамор. Но современных художников, как и их предшественников, по-прежнему беспокоят вечные темы любви и ненависти, веры в бога и неверия, добра и зла, жизни и смерти, красоты и уродства. Просто, к сожалению, это не может ежегодно выливаться в художественное произведение или проект. Посмотрите на работы Гутова, «Священную аллегорию» AES+F, «Тотальную молитву» Гарунова, «Вселенский Разум» Полисского. Это работы на вечные темы, по-новому осмысленные. Они ясно говорят о масштабе их создателей.

Pussy Riot номинировались на премию, но не прошли даже в лонг-лист. В связи с этим вы в одном интервью сказали, что ценность работы определяется не резонансом, а художественным качеством. Каковы тогда критерии качества в случае с акционизмом?

На этот сложный вопрос даже крупные теоретики искусства далеко не всегда могут четко ответить, критерии размыты. Вот, например, «Завтрак на траве» Мане, где изображены обнаженная парижанка и двое мужчин в костюмах. Когда ее выставили на Салоне отверженных в 1863 году, произошел скандал: публика пыталась уничтожить работу, били окна. Это была продуманная провокация или нет? Фильм «Невинность мусульман» — это акция или художественное кино, вызвавшее болезненный резонанс? Что первично, что является целью — скандал или произведение искусства? Если скандал, то это вопрос скорее медийный, имеющий к искусству лишь косвенное отношение.

Я разговаривал с известными теоретиками венского акционизма, один из них — Борис Маннер — входит в экспертный совет премии. И все они говорят о сложности критериев оценки. Историк и теоретик искусства Евгений Барабанов в связи с Pussy Riot обратил внимание на то, что у акционизма есть свои родовые черты. Акция имеет четко артикулированные начало и конец, то есть ее не редактируют после ее завершения, она, как правило, фиксируется на пленку, на ней присутствуют критики и эксперты и так далее. Обычно так и происходит, но здесь было по-другому, акции как таковой, на мой взгляд, не было. Условно говоря, был эпизод в храме, который, к сожалению, привел к трагическим обстоятельствам. Потом уже смонтировали видео, наложили отдельно записанный звук. Так что это было? Акция или клип? Если бы Pussy Riot выдвигал я, то заявил бы их как видеоарт, а не акцию.

Сальери был влиятельнее Моцарта. Список «Артхроники» говорит не столько о творческих достижениях, сколько о влиятельности. Поэтому в нем представлены не только художники, но и коллекционеры, директора музеев, чиновники, арт-дилеры. Меня в нем вообще нет. Это мнение отобранной редакцией группы экспертов, в которую входят и теоретики, и журналисты, и коллекционеры.

Премия Кандинского для того и создавалась, чтобы быть независимой. Повлиять на членов жюрии экспертного совета у нас практически невозможно. Да и как можно повлиять на мнение декана школы искусств Йельского университета Роберта Сторра или, например, на Ольгу Свиблову. Задача оргкомитета премии в том, чтобы оградить жюри от возможного давления.

Когда ажиотаж вокруг Pussy Riot достиг пика, несколько членов экспертного совета засомневались и сказали, что хотели бы проверить итоги голосования. Мы впервые сделали исключение и показали двум нашим уважаемым коллегам листы голосования с баллами и оригиналами подписей. Все сомнения мгновенноотпали и вопрос, ко взаимному удовольствию, был закрыт.

Политическое искусство, неполитическое, партийное, беспартийное — применительно к искусству мне такие критерии кажутся вторичными. Честно могу сказать, мне может нравиться любое искусство, в том числе и политическое, но мне не нравится, когда политическое и партийное побеждает художественное. «Божественная комедия» — довольно политизированное произведение. Данте прошелся по всем политикам Флоренции, из которой был изгнан. Кто сейчас помнит имена аристократов, которых он встречает вкругах ада? Но случается, что политика побеждает художника. Пример — Владимир Маяковский. Его творческая, а затем физическая смерть.

Я бы сказал, что современное политическое искусство в России начинается с соц-арта. Нонконформисты были менее политизированными, их просто отторгла советская власть, и они невольно стали ассоциироваться с неким политическим жестом. А вот действительно политический жест в искусстве — это Комар и Меламид, Соков, Косолапов. Как поп-артисты во главе с Энди Уорхолом апеллировали к символам массового потребления и персонажам массовой культуры — супам Campbell’s, «Кока-коле», Мерилин Монро, Мао Цзэдуну — так соц-арт стал играть с символами тоталитаризма и власти. Сегодня в жанре политического искусства блестяще работают «Синие носы». Сколько было шума из-за «Целующихся милиционеров». Но эта работа по-прежнему актуальна. Ведь если зачистить все вокруг, то власти придется целоваться самой с собой или с собственным отражением. Я бы отметил еще Группу «ПГ».

Источник: