Александр Уманский: «Где родился, там и пригодился»

В позапрошлом году под заголовком «Рейдерское сияние» «Красное знамя» опубликовало письмо бывшего директора санатория «Северное сияние» Олега Кукушкина (см. «Красное знамя», № 202 от 08.12. 09 г.). Кукушкин жаловался, что директор ООО «Здравницы Республики» Александр Уманский фактически выгнал его с занимаемой должности, и оценивал эти действия как угрозу собственности Республики Коми.

Дело сравнительно давнее — однако, встретившись наконец с «обвиняемым», наша газета лишний раз убедилась: об историях, подобных той, что разыгралась вокруг «Северного сияния», стоит напоминать. Хотя бы потому, что она в известной мере продолжается.

А кроме того, Александр Уманский известен в Коми не только и даже не столько работой с принадлежащими республике здравницами. Репутацию талантливого менеджера он приобретал в процессе руководства Сыктывкарским ликёро-водочным заводом (ЛВЗ), и эту страницу его биографии нам показалось обойти тоже невозможным.

В 2000 году Правительство Республики Коми приобрело санаторий Сакского химического завода (Автономная Республика Крым, Украина). Санаторий получил статус ГУПа и название «Северное сияние». Его директором был назначен бывший генеральный директор ОАО «Интауголь» Олег Кукушкин.

В 2006 году статус ГУПа был снят, было учреждено ООО «Санаторий «Северное сияние» (ССС), единственным учредителем которого выступало ГУП РК «Парма-Ойл-инвест».

В 2009 году Фонд поддержки инвестиционных проектов Республики Коми учредил ООО «Здравницы Республики», в уставный капитал которого были переданы стопроцентные пакеты ССС, санатория «Черноморская зорька» (Анапа), пансионата «Приветливый берег» (Геленджик) и блокирующий пакет санатория «Лесная новь» (Нижнее Ивкино). В июне 2009 года директором «Здравниц Республики» был назначен Александр Уманский.

— Вынужден признаться: когда руководство фонда пригласило меня возглавить «Здравницы…», я открыл для себя, что у Республики Коми, оказывается, есть свои санатории. И поехал их осматривать. Я немедленно столкнулся с… (как бы это помягче сказать?) бесхозяйственностью. Я обнаружил на местах руководителей, которые фактически десять лет были предоставлены сами себе, и должного контроля за ними не осуществлялось. Ни о каких инвестициях, ни о каком развитии речи не шло, проходили какие-то мелкие ремонты — что называется, губки подкрасить. Руководители всех объектов рассчитывали только на щедрость республики, которая должна дать им денег. Республика же туда вообще ничего не инвестировала.

— Безусловно. Я очень многое действительно открывал для себя. И, увы, эти открытия был вынужден сопровождать сменой всего руководящего состава. К моменту моего приезда негативная обстановка вокруг «Приветливого берега» сложилась уже более шести лет, там уже была некоторая устоявшаяся ситуация, и я заменил директора Бориса Шамрая на своего бывшего первого заместителя по ЛВЗ Игоря Гущина. Затем, соответственно, пришёл черёд Эдуарда Веретельника в Анапе…

И, наконец, Саки. Приехав в «Северное сияние», я увидел, что на территории нашего санатория строятся какие-то корпуса. Двухэтажные корпуса из деревянных сэндвич-панелей на 40 койко-мест каждый, классический недорогой вариант для летнего отдыха. Я провёл проверку, изучил финансовый план, план санатория и, обнаружив, что на последнем никаких подобных корпусов нет, задал естественный вопрос г-ну Кукушкину: что это такое? И получил не очень вразумительный ответ: дескать, вот этот корпус он построил для себя, а вот этот — для высокопоставленных чиновников города, поскольку, мол, он не может игнорировать их интерес и т.п.

Когда вы имеете дело с Черноморским побережьем — неважно, в Краснодарском крае или в Крыму, — нужно чётко понимать первую вещь: при любом строительстве первостепенное значение имеет земля. Всё остальное: здания, сооружения — вторично.

В моей ситуации следует помнить и о другом факторе: ни у меня, ни у моих знакомых, ни у руководства фонда на Украине не было ни одного человека, который мог бы на тот момент заменить Кукушкина. Поэтому я ему предложил подумать, как нам выпутаться из ситуации и вернуть обнаруженные активы санаторию.

— Он построил здания за счёт санатория и продал их третьим лицам, включая некую гражданку Мясоедову. Ну, Мясоедова и Мясоедова. И была бы просто Мясоедовой, если бы в результате наших розысканий не выяснилось, что это… его жена. В своё время они зарегистрировали свой брак в Томске, но по приезду в Крым это умело скрыли.

Я предложил такой вариант: он прекращает попытки отвода земли и возвращает активы в лоно родины. Одновременно с этим на предприятии вводятся бюджет и финплан. Потому что вообще-то я привык к достаточно жёсткой отчётности, дабы избегать злоупотреблений и воровства.

— Санаторий располагается на трёх с половиной гектарах. Из них 1,3 гектара Кукушкин пытался отвести своей супруге и третьим лицам. Мало того: он умудрился продать жене водонапорную башню и канализационный коллектор!

Вроде бы Кукушкин согласился на мировую. Но, к сожалению, я недооценивал Олега Игоревича. Я уехал, договорившись с Кукушкиным, что более никаких действий им без согласования с управляющей компанией не производится.

Через некоторое время, в конце сентября, звонят мне мои знакомые, отдыхающие в Саках: а что это за коттедж у нас в санатории строится? Приезжаю, смотрю: и впрямь строится коттедж.

— Да. Мало того: обнаружились две залитые бетоном пустые площадки. Которые по свидетельствам собственности БТИ значились как дома!

С этого момента и начинается самое интересное. Кукушкин заявил, что он в отпуске, его ничего не интересует, он ушёл с рабочего места, причём, видимо, ушёл с документами. Я хватился: а после его ухода, оказывается, исчезло свидетельство о собственности на этот объект и многие первичные документы. Мне ничего не оставалось, кроме как обратиться в прокуратуру.

А кроме того, я пошёл к мэру Сак Олегу Клюю. И из разговора довольно быстро понял, что некоторые городские чиновники наверняка являются участниками «проекта», потому что, по имеющейся информации, без местной администрации субаренда не практикуется.

В ноябре 2009-го прокуратура Крыма завела дело на Кукушкина. Дело шло очень непросто. Ну, вы же понимаете: Кукушкин уже десять лет там живёт, а Саки — город маленький, 40 тысяч жителей, все друг друга знают… Начались допросы. Мало того, что я многократно на них ездил — я был вынужден привозить туда Беляева (бывший руководитель Агентства по управлению имуществом РК Владимир Беляев — прим. ред. ), Мурашко (бывший министр здравоохранения РК Михаил Мурашко — прим. ред. ) для того, чтобы опровергнуть явную ложь. Потому что г-н Кукушкин обладает очень развитой фантазией, и одно из его контробвинений — мол, Уманский и ещё какие-то физические лица якобы стали собственниками санатория.

— Прежде всего, остановить отвод земли. Главное — вернуть активы. Понимаете, если бы я приехал всего на неделю позже, треть земли санатория была бы отчуждена. Я рассказал о двух деревянных корпусах, коттедже, двух площадках. Но самый большой кусок — чуть ли не гектар — был отведён… под уборную. Я убеждён, что именно этот кусок предназначался кому-то из местной администрации.

И если бы все их планы удались, мы бы оказались в весьма враждебном окружении. Нам могли бы «перекрыть кислород», то есть воду и канализацию, которые мы бы стали у них и покупать. И для санатория сложилась бы совершенно иная ситуация.

В прошлом году в Саках, наконец, состоялся суд. Как вы понимаете — тоже с местной спецификой. На процессе мне иногда просто не давали говорить. Но даже учитывая такую предвзятость, суд, видя обстоятельства дела, приговорил Кукушкина к пяти годам условно, из которых два года испытательного срока и три — запрет на занятие руководящих должностей.

Я посчитал, что приговор чересчур мягок, и раздумывал, не подать ли апелляцию. Через своего адвоката Кукушкин вышел на нас и сообщил, что он со своей стороны готов никакой апелляции не подавать, если мы откажемся от своей. Я, наивно предполагая, что имею дело с человеком, с которым можно договариваться, ничего никуда не подавал.

Но я опять недооценил Олега Игоревича. Когда до окончания срока подачи оставалось 2-3 часа, его адвокат принёс в суд апелляцию!

— Человек за счёт санатория построил домики, которые продал по цене в десятки раз ниже рыночной. Пытался отвести под них землю. По статье, в которой он обвинялся, злоупотребления и хищения, причём в особо крупных размерах, минимальный срок — семь лет. А человек получил условный срок! Он свободен, он не идёт в тюрьму.

Состоялся апелляционный суд. Он отправил материалы обратно в Саки на досудебное расследование. Назначена новая строительная экспертиза. 18 апреля в Саках очередное заседание суда, и я не убеждён, что приговор Кукушкину не «потяжелеет».

Но землю мы практически вернули. Все свидетельства собственности аннулированы, записи в БТИ исключены, из реестра недвижимости все эти объекты вычеркнут. Сегодня они имеют статус стройматериалов, а отвести землю под стройматериалы, думаю, не под силам даже президенту Украины.

— Они арестованы прокуратурой, и мы, к сожалению, пока распоряжаться ими не можем. Хотя спрос на отдых в «Северное сияние» огромен.

— Конечно. Все 200 койко-мест, люди отдыхают, и путёвок туда давным-давно уже нет. Ко мне сейчас идут люди, даже VIPы — увы. Я им говорил: планируйте свой отдых заранее. Всё, путёвок в Саки больше нет, и ничего удивительного: там отличная «лечебка» (лечебная часть — прим. ред. ), знаменитые сакские грязи.

— И не только его. Во все наши курортные проекты за последние полтора года мы вложили порядка 40 миллионов рублей. Но, естественно, не из бюджета республики. Это кредиты.

В Саках мы отремонтировали фасад со стороны дороги, потому что он имел явно неприглядный вид. Этой зимой кардинально обновили столовую, в противном случае, думаю, местная СЭС уже бы отказалась в этом сезоне принять её.

В Анапе ситуация изначально была проще. К моменту начала работы «Здравниц…» она всё ещё оставалась ГУПом, то есть была под контролем Минздрава и Агентства по управлению имуществом, и земля под «Черноморской зорькой» не была продана.

Мы отремонтировали два детских корпуса, один лечебный, где заодно обновили часть оборудования, и клуб. Сделали теплотрассу, которая не работала 20 лет. Потому что туда люди приезжают и в межсезонье, а Анапа всё-таки не Африка.

В Геленджике нам пришлось бросить все силы на ремонт противопожарных систем. Наше 17-этажное здание — самое высокое в городе. А после «Хромой лошади» вы сами знаете, как ужесточились требования к пожарной безопасности. И отремонтировали столовую и фойе.

— В 2005-2006 годах часть земли пансионат всё-таки потерял — под выдвигавшимся местной администрацией предлогом, что земля-де не застраивается, не заполняется санаторно-курортной инфраструктурой. Пляжные помещения были частично оформлены на третьи лица, к электроэнергии и воде были подключены сторонние потребители. В 2009 году ситуацию с землёй исправить уже было нельзя, но сегодня пляжные помещения принадлежат пансионату, соседи, потребляющие от нас коммунальные услуги, исправно платят за них.

Каждый из наших объектов отличает своя специфика. Геленджик — это, если угодно, тусовочное место. Там великолепная, очень длинная набережная. Но там нет «лечебки», и основная работа идёт с мая по конец октября.

Анапа традиционно считается детским курортом, хотя туда завозятся тоже неплохие лечебные грязи. Но там «цветёт» море. Это нормальная его реакция на наши северные тела (смеётся). Мы хотим сделать и в Анапе, и в Геленджике по бассейну.

Саки в бассейне не нуждаются, потому что море там чистое. И вот там — чистая «лечебка». В самом городе, по большому счёту, делать нечего.

— Непосредственно там же, но, конечно, за последний год пришлось его основательно переобучать. Вы же знаете наш ненавязчивый сервис. На него накладываются нравы Краснодарского края… На первых порах я с трудом привыкал к тамошнему гонору и неуважению, а потом пришлось чуть ли не силой учить здороваться и улыбаться. В Крыму, между прочим, народ значительно приветливее.

— Не только. Мы разработали несколько маршрутов, съездили на выставки, заключили договоры с некоторыми туроператорами и клубами. Люди начинают по нашим путёвкам ездить на охоту-рыбалку.

— А также на Северо-Запад и за границу. Нам уже звонят, например, из Нидерландов, интересуются маршрутами… Вы же понимаете, что наши жители ни за что не поедут охотиться и рыбачить за деньги по путёвке. А такого туризма, как, например, в Карелии, у нас вообще никогда не было.

— Вы исчезли с ЛВЗ, не отчитавшись, что называется, перед народом. Между тем, поговорить есть о чём. Вы стали генеральным директором завода осенью 2004 года, сменив проработавшего чуть больше года Олега Ворошина. Его в своё время пригласил Николай Левицкий, и на него возлагались определённые надежды на развитие ЛВЗ, которые, однако, не оправдались.

— И вряд ли бы могли оправдаться. Вряд ли даже Левицкий хорошо знал Ворошина. У меня после всего лишь месяца работы с ним сложилось стойкое ощущение, что я имею дело с не очень адекватным человеком.

Вообще-то, изначально меня пригласили на ЛВЗ заместителем Ворошина. На тот момент я, честно говоря, маялся от безделья. Компания «Алеф», которую я создал ещё в 1996 году,  к тому времени уже успешно работала на рынке, всё было налажено, я просто с ума сходил от безделья, ходил по друзьям и мешал им работать. Вот в какой-то из таких моментов мне и предложили работу на ликёро-водочном заводе.

Но уже через месяц я пришёл в правительство и сказал: извините, я не доктор! Я ухожу с завода. И буквально через неделю мне было сделано предложение…

Я сознательно не говорил ничего о своём предшественнике и положении, в котором я нашёл завод, все эти годы. Было бы некорректно. Сейчас об этом уже можно сказать. Завод, в сущности, находился на грани банкротства. Он приносил убытки, продукция не продавалась. Продажи Сыктывкарского ЛВЗ были на уровне 400 тысяч декалитров в год. Декалитр — это, грубо говоря, ящик. Завод занимал на рынке долю в 12 процентов.

Когда летом 2008-го я уходил с завода, продажи составляли 800 тысяч декалитров в год, доля рынка зашкаливала за 60 процентов. Довести её до ста просто нереально: всегда есть люди, которые либо всё равно будут пить только «Русский стандарт», либо вообще не пьют водку (я, например). Насколько я помню, объём алкогольного рынка в Коми — 1,2 миллиона декалитров в год.

Выручка выросла в 2,5 раза, прибыль — в восемь раз. Из убыточного завод стал рентабельным. Но для этого потребовалось провести определённые мероприятия. Собственно, они стандартные для любого профессионального управленца: оптимизация кадрового состава и затрат. И перепозиционирование всей продуктовой линейки, включая замену бутылок и этикеток.

— Когда пришёл Ворошин, начались разговоры, что в Коми придёт группа SPI (одна из самых крупных алкогольных компаний России; О. Ворошин до прихода на СЛВЗ возглавлял Иркутский завод SPI — прим. ред.).

— Я не исключаю, что в своё время SPI присматривалась к сыктывкарскому заводу. И при мне, и сейчас на этом рынке идёт укрупнение. Конечно, на фоне федеральных брэндов, которые выпускают миллионы декалитров, наш завод небольшой.

Возможно, какие-то закулисные переговоры о продаже завода велись, мне об этом неизвестно. Но у Ворошина просто не получилось. Он не экономист, не управленец, он технарь и привёз с собой команду тоже не самого высокого уровня. Почти со всеми мне пришлось расстаться, за исключением главного технолога Татьяны Кухты, которая зарекомендовала себя как высочайший профессионал, живущий своим делом. Если вы скажете, что сыктывкарская водка плохая, она вам, наверное, глаза выцарапает (смеётся)…

Я сократил много ненужных кадров в управлении, но оставшиеся были обеспечены, на мой взгляд, неплохим соцпакетом, куда входили и дотации на путёвки, и льготные кредиты, и поручительство завода по кредитам.

— Нет, конечно. Это пошло где-то со второго года. В первый мы только начали подниматься, только-только начали расти объёмы реализации.

— У завода были свои склады. Через них продукция поставлялась в города и районы. Но её тогдашнее качество и внешний вид очень тормозили продажи. А на таком суперконкурентном рынке и внешний вид имеет огромное значение. Перестроить работу складов было очень сложно, равно как переломить сознание жителей республики.

Конечно, есть несколько крупных оптовых алкогольных компаний — «Криптон», «Фокстрот», есть известные розничные сети «Эконом» и «Продтовары»; но они не особо сотрудничали в то время с заводом, потому что водка продавалась плохо, и им это было неинтересно. Потом ситуация поменялась с точностью до наоборот. Уже я диктовал, сколько кому грузить водки.

Мы очень жёстко подходили к качеству спирта. Сначала, как и раньше, брали его на Тамбовском спиртзаводе, принадлежащем SPI. Потом у них начались проблемы на уровне самой компании, и мы перешли на «Татспиртпром». Вообще татары, взяв в своё время при Ельцине много суверенитета, находились в привилегированном положении. Так, все акцизы оставались у них же. За счёт этого они смогли направить инвестиции на модернизацию заводов, полностью реконструировав отрасль.

Государственной поддержки мне никто не обещал. Но обещали и не мешать, не лезть с умными советами. Я считаю, что наш коллектив добился всего сам. И достигнутый нами уровень наглядно демонстрировали выставки «Продэкспо». Если в 2004-2005 годах к нашему стенду относились довольно пренебрежительно, то затем получалось так: днём люди рекламируют свою продукцию, а вечером идут к нам — выпить нашей водки.

— Да, это могло бы быть дальнейшей перспективой ЛВЗ, но для этого требуются такие огромные деньги, что мне бы их было просто неоткуда взять. Физически. И мне стало ясно, что всё. Пора уходить. Всё функционирует, как часы, а заниматься только сменой брэндов мне уже неинтересно. Поэтому я попросился уйти отдохнуть. И ушёл безо всяких эксцессов.

— Я уехал в Израиль, просто отдохнуть и подлечиться. В Израиле у меня мама и папа, братья и сёстры, и дочь. Уехали туда ещё в 90-е годы.

— Да. Я и двоюродная сестра — Дора Самуиловна Полукшт, первый директор физико-математического лицея. Впрочем, сейчас она на Чукотке, министр образования округа.

Я сторонник известной поговорки: где родился, там и пригодился. А родился и вырос я в Сыктывкаре, служил вот разве что в Белоруссии. Прошёл здесь все стадии — от чертёжника до руководителя ЛВЗ. Сейчас мне 45, и я скептически отношусь к возможностям трудоустройства за границей после сорока.

— Конечно. Возглавил ЛВЗ — ну понятно, ближе к водке. Хотя, как уже говорил, я водку не пью, предпочитая красное сухое вино.

Я про себя говорить не буду. Но мои ребята ходят белые. И начинают купаться не раньше конца сентября. Когда начинается сезон, особенно детские заезды, руководитель просто живёт на своём рабочем месте. Их отпуска — это официальные январские каникулы плюс восьмичасовой рабочий день в период с ноября по февраль.

Причём учтите: они работают в самое пекло. На Севере условия считаются экстремальными. Но наши сотрудники проводят время не на пляже в плавках с бутылочкой холодного пива. Работать в жару очень непросто.

А кроме того, на этом рынке очень жёсткая конкуренция, даже жёстче, чем на алкогольном. На юге люди строят хоромы по три этажа и сдают их — безо всяких гарантий обслуживания, питания, тем более медицинской помощи.

Единственная гарантия нормальной работы в таких условиях — компетентность, честность и порядочность.