В прошлом году в бывшей коммунальной квартире на Васильевском острове открылся музей «20 лет после войны». Он посвящен бытовой культуре Северной столицы в первые послевоенные десятилетия. В рамках проекта «Лучшая половина жизни» создатель музея, коллекционер Наталья Баландина развенчала стереотипы о советских людях, рассказала об утраченной дворовой культуре, о заветной мечте женщин иметь три платья из ситца, о чувстве стиля и о том, почему в россиянках живет «мировая скорбь».
— С чего началось ваше увлечение коллекционированием?
— До выхода на пенсию я преподавала в колледже металловедение и термическую обработку металлов. Моя работа вообще не была связана с коллекционированием, но я всегда интересовалась искусством, читала книги, потом начала собирать советский фарфор — послевоенные образцы, поскольку они тогда не были дорогими. Почему фарфор? Дело в том, что он отразил целую эпоху, когда вся тяжесть жизни лежала на плечах женщин. Мужчин после войны почти не осталось, и представительницы прекрасной половины человечества строили дома, дороги, выращивали скот, пахали и косили — делали всю тяжелую работу. И этих каменщиц, сварщиц, асфальтоукладчиц изображали на хрупком фарфоре.
Со временем я задумалась над тем, какой была повседневная жизнь женщины послевоенных лет — какое платье она носила, какое пальто, обувь, шляпку, какой косметикой пользовалась, какими духами. Ведь даже по флаконам можно было прекрасно восстановить все, что делалось в нашей стране в послевоенное время.
Моя коллекция становилась все шире, к ней добавились предметы быта — посуда, полотенца, постельные принадлежности. Надо сказать, что друзья по колледжу очень мне помогли. Они отыскивали сохранившиеся дома, еще от бабушек, вышивки, стаканы, рюмки, чашки и плошки — и приносили мне. Это стало основой моей коллекции. Остальное я покупала. Правда, если лет 10 назад таких вещей было довольно много и они были достаточно дешевы, то сейчас все, что касается советского послевоенного быта, — модный бренд, и стоит дорого. Поэтому сейчас я, скорее, пополняю коллекцию тем, что мне дарят.
— Когда коллекция стала большой, я начала проводить мини-выставки в музеях, библиотеках и участвовать в конференциях. Это началось примерно 4 года назад. Потихоньку я стала вливаться в музейное сообщество. А когда вышла на пенсию, моя дочь, по профессии музеевед, предложила открыть свой семейный музей. Нам нужно было помещение. Но у нас была квартира на Васильевском острове — бывшая коммуналка. Мы здесь раньше жили. Соседи решили выехать, мы выкупили у них две комнаты и решили, что откроем здесь музей. Он существует с 23 августа 2014 года.
— В музее одна из комнат стилизована под коммунальную — интерьер сохранился в первозданном виде?
— Это комната, в которой жила моя мама. Многие вещи в ней уже были, часть мы докупили, что-то нам приносят в подарок. Мы купили этажерку — в 60-е ее выбросили — считалось мещанством, когда у тебя дома этажерка. Приобрели круглый дореволюционный стол, поскольку люди в ту эпоху собиралисьза таким по вечерам, и это их объединяло. А сундук, кровать, комод, книжные шкафы — то, что было в нашей семье.
— Насколько современная молодежь, которая приходит в ваш музей, представляет, какой была жизнь того времени?
— Для некоторых посетителей абсолютное откровение, что после войны были изящные, красивые вещи. У многих складывается впечатление, что люди ходили в полурваных сапогах, подшитых валенках, в лучшем случае — в тулупах и ватниках. Причем все было грязное и засаленное. Когда посетители видят прекрасные музыкальные пудреницы, упаковки духов — красиво расписанные ручной работы коробки, выложенные внутри шелком или бумагой, которая напоминала бархат; предметы, которые нам присылали из Германии, Чехословакии, Китая, они удивляются. Поражаются тому, как сохранились ароматы парфюма за 50 лет. Люди вспоминают вещи из своего детства — флакончики, игрушки, посуду, ощущают запах бабушкиной сумки…
Многие удивляются, как в маленьких комнатах, всего 10 кв. метров, умудрялись жить по пять человек — папа и мама, ребенок, бабушка, да еще какой нибудь племянник, который приехал поступать в университет и которому не хватило общежития. И считалось еще, что это были хорошие условия для послевоенного времени. Ведь люди тогда ютились и на чердаках, и в землянках, и в бараках. А в нашей квартире даже нет сквозных комнат, значит, не приходилось устанавливать ширмы, также у нас было центральное водоснабжение.
Вообще я всегда поражалась, как люди могли оставаться людьми в крайне тяжелых материальных условиях. Когда недоедали, не допивали, не из чего былошить новое платье. Моя мама, будучи студенткой пединститута, вспоминала, как на лекции преподаватель говорила: “Настанут времена, когда каждая советская женщина сможет иметь три — четыре платья из ситца”. Все были так поражены, что это время настанет. “Неужели у меня будет три платья?” — недоумевала она. У многих тогда было только одно. Одежду приходилось перешивать из вещей ее мамы, обувь подбивать. Но девушки все же умудрялись хорошо и со вкусом одеться. Сохраняли чувство собственного достоинства. На фотографиях 60-х годов женщины выглядят очень изящно — платья, сумочки, перчатки…
— Конечно, даже при всех разборках, которые любят показывать в коммунальных квартирах, люди помогали друг другу и были очень сплоченными. Все знали своих соседей. Кто когда родился, пошел в первый класс, женился. Людей объединяла и дворовая культура. Двор был продолжением коммунальной квартиры, “закрытым помещением”. Там бабушки вязали коврики. Мужчины стучали в домино или играли в шашки, шахматы. Мальчишки играли в войну или гоняли в футбол. Девочки играли в дочки-матери. Малыши возились в песочнице. Тут же сушилось белье, а могли и стирать, если в доме не было маленькой прачечной. Все друг друга знали, помнили, какой Ванька кому выбил окно, играя в мяч. Когда вчера Маша вернулась, стуча каблучками, со свидания.
Дворовая культура не афишировалась, потому что замкнутых вещей не должно было быть. Тем не менее в книгах и фильмах эта тема затрагивается. Вот, к примеру, в одной из книг, которая есть в нашей коллекции, показан дворник, который выходит со шлангом, поливает цветы, и все его знают по имени и отчеству… Много сейчас кто знает дворника по имени и отчеству? С уважением относились и к управдому.
Сейчас дворовая культура полностью утрачена. А в новых районах понятие “двор” вообще отсутствует. Люди, которые живут в одном доме, не знают соседей. Темпы жизни изменились, как и ее восприятие.
— Да, за счет того, что во многих семьях какие-то предметы сохранились.Ребенок вспоминает, что видел дома, приходит сюда и видит, что можно к этому предмету добавить — приставить, создав композиционную группу. Так он расширяет свой кругозор. Например, понимает, что к фарфоровой чашечке была розеточка, куда можно положить варенье (сегодня эта традиция утрачена), или щипчики, которыми можно отщипнуть маленький кусочек сахара. Или железные формы для выпекания, ступки, которые сейчас заменили миксеры… У детей формируется взгляд на то, каким было убранство стола в ту эпоху, как выглядела комната, какие книги читали школьники и взрослые. Им интересно посмотреть на механических медвежат, пудреницу, которая играет футбольный марш, и многое другое.
— Значительная часть экспозиции посвящена жизни женщины в послевоенный период — ее увлечениям, любимым духам, предметам макияжа. Как изменился облик современных женщин и всегда ли эти отличия бросаются в глаза?
— Сейчас мода едина для всех, независимо от того, мужчина ты или женщина, молодая девушка или пожилая дама. И многие дамы напоминают телепузиков — комбинезон, теплые брюки, куртка на синтепоне с капюшоном. Все одеты одинаково.
В 50-60-е было больше эстетики, поэтизации. Дефицит, недостаток денег оставляли возможность для творчества и фантазии, потому что иногда из двух небольших кусочков женщина должна была сшить платье, подумать, где у нее будет кокетка, кармашки, рукавчики. Она много занималась рукоделием — украшала все, начиная от себя, детей, и заканчивая домом.
Кроме того, в России утрачена культура посещения театра, музея. Раньше этому предшествовала длительная подготовка — нужно было подобрать прическу, нарядное платье, туфли, перчатки, связку бус, кулон, брошку и так далее. Сейчас в театр идут мимоходом. Шла мимо — билет купила — и в зал. Независимо от того, маленький это театр или Мариинка.
— На самом деле, мне уступают место в метро. И это ужасно. Я даже стараюсь, когда вижу, что мест нет, встать куда-нибудь в уголок и отвернуться — не дай бог кто-нибудь предложит сесть. Я это не люблю. И даже когда мне уступают, спрашиваю: “Я что, так плохо выгляжу?” Мне говорят: “Нет, не плохо, но вы садитесь”. Но я отвечаю, что не сяду: “Во-первых, вы говорите, что я хорошо выгляжу, во-вторых, еду я не до Парижа. Поэтому постою”.
Я не люблю, когда женщина в возрасте не ухожена. И так уже старость — вроде бы человек некрасивый и больной. Но ты встань, распрями плечи. Пойди в магазин и купи себе модное платье. Подбери к нему что-то, что есть дома — бижутерию, сумочку, шляпку, шарфик. Это могут быть и золотые украшения, и комбинация из разных аксессуаров. Ведь еще великая Коко Шанель говорила, что надо уметь комбинировать дорогие изысканные вещи и недорогую бижутерию. И вэтом она совершенно права. Я считаю, что каждая женщина в возрасте может себе позволить даже на пенсию купить одно или два платья в год или модную блузку, футболку.
— Все дело в том, что наши женщины очень закомплексованы. Вероятно, давление советской власти сказывается — они хотят выглядеть неэффектно, как все. В 60-е выбросили в магазин одни туфли — значит, все мы должны их носить. Норковая шапка в моде — каждая хочет такую. Не дай бог на тебя обратят внимание и скажут:“Что это ты туфли на шпильках надела?!” Этот страх выделиться в толпе живет в нашей женщине.
Мы все-таки клоны. Советская черта. И сейчас женщины после 50 абсолютно все похожи друг на друга. Ты не увидишь у нее какой-то цветок, который она может приколоть, или ободок, который она наденет на прическу. Ну выделись ты из толы, не будь как все. Зачем тебе бриджи и шорты, как у всех? Придумай что-то свое. Пофантазируй немного. Даже возьми старую допотопную нарядную сумочку из 60-х. Если дама наденет красивую шляпку, возьмет красивую сумочку, в нашей стране нанее, может, посмотрят, как на даму со сдвигом. Но она не будет походить на других. У нее будет своя изюминка. Вторая еще что-то наденет, третья — еще что-то — и все улыбнутся при этом — тогда мы будем совершенно другим обществом.
— В русской женщине живет мировая скорбь. Посмотрите на какую-нибудь пассажирку общественного транспорта — уголки губ опущены вниз. Глаза смотрят, как буравчики. Брови сведены. Мировые проблемы, видимо, поглощают ее. Хотя на самом деле женщина, наверное, думает: “Я закатала пять банок огурцов, завтра надо еще три”.
Я всегда думаю — улыбнись, посмотри на людей, открой пошире глаза, и сразу лицо у тебя внутренне будет светиться. Ну забудь ты про банки с огурцами. Забудь про тележку, которую тебе надо тащить из магазина! Но, к сожалению, такое сосредоточенное, глубокомысленное выражение лица практически у всех женщин.
— Мы все говорим на одном языке. Мы должны быть контактными и более открытыми. Это не значит, что надо быть рубахой-парнем — рот до ушей и бесконечно радостный вид. Но приветливость на лицах быть должна — ее, к сожалению, нет.
Мне нравится, как люди выглядят за границей — у них всегда приветливое выражение лица, они улыбаются. И если ты обращаешься к ним с каким-то вопросом, даже не зная языка, они всегда постараются тебе помочь. И нет у них наших “глаз-буравчиков” и сосредоточенных лиц. Но я согласна с вами — у нас, видимо, рекламировалось, что надо быть серьезным, нельзя улыбаться. Помните, барон Мюнхгаузен устами Олега Янковского говорил в фильме: “Умное лицо — это еще не признак ума, господа». И дальше он говорил: «Все глупости на земле делаются именно с этим выражением лица”. А у нас, к сожалению, именно серьезное лицо считают признаком ума. Мол, улыбнусь — за дурака примут. Это же касается одежды.
Ну и нельзя сбрасывать со счетов наши стереотипы о счастливой жизни. Обратите внимание — что считается престижным, важным, социально значимым? Ты должен иметь, помимо квартиры, машину, гараж и дачу. Если нет этих пунктов, значит, ты не совсем полноценный член общества. Согласны со мной?
— Если машина, дача и гараж есть, тогда жизнь удалась, и все хорошо сложилось. А у нас, например, с мужем, хотя мы были достаточно состоятельными людьми, нет ни машины, ни гаража, ни дачи. Но я всегда говорю: “Я не клон, я выделяюсь из других”. Зато у меня есть музей — я потратила на него все свои сбережения. И такого музея ни у кого нет, я занимаю только свою нишу. И я могу жить, так, как хочу. У меня может не быть машины, но я буду равноправна, более того, я могу не иметь крыши над головой — просто с тележкой жить, как некоторые люди в Испании, если мне так нравится.
Проблема людей в возрасте заключается еще в том, что они часто начинают ныть — то болит, се болит. Но никому нет до этого дела. Встань, расправь спину и иди. Болит колено — полечил дома, сходил в поликлинику, медленно, но иди. Но у нас часто все это отражается, в том числе на женщинах. Она не оденется, не обуется хорошо, а будет ходить и стонать. Мало ли, что у меня болит, могу я стоять или нет. Нужно, например, на “Ночь музеев” предлагать всем “Красную Москву” с 18:00 до 23:00, значит, буду. И буду стоять на каблуках.
— Конечно, и все, что делаешь не только для себя, а на благо кого-то, дает дополнительные силы. Нельзя жить только для себя — закатывать огурцы или полоть грядки и думать о том, что как хорошо — у меня 10 банок, а у соседа всего восемь. У человека пропадает интерес к жизни, и это съедает его изнутри.
Источник: