— В состав Совета, который в скором времени начнет работать под руководством Святейшего Патриарха Кирилла, будут входить известные деятели искусства и культуры, представители экспертного сообщества и, конечно, священнослужители.
— Сейчас идет массированная кампания в СМИ как раз по раскручиванию темы «Церковь и музеи». Проблем много, и все они в разных форматах отрабатываются: снимаются ток-шоу, ежедневно пишутся статьи. Озвучивается и публикуется масса разнообразных версий происходящего. Насколько это медийная реальность соответствует тому, что есть на самом деле?
— Протоиерей Всеволод Чаплин, Владимир Романович Легойда — лица, уполномоченные излагать официальную церковную позицию, не раз повторяли, что речь не идет о передаче икон из запасников и экспозиций музеев. Речь идет только о недвижимом имуществе, которое уже, де-факто, находится в распоряжении Церкви.
— Думаю, что наряду с важной конструктивной работой, Совету по культуре предстоит иметь дело и с «кампаниями», как Вы справедливо охарактеризовали часть событий, происходящими сегодня в медийном пространстве.
— То, что касается церковных ценностей, находящихся в музеях, это, несомненно, важно сегодня. Но, в то же время, очевидно, это не единственный вопрос, который находится в сфере взаимодействия Церкви и культуры. Культура в переводе с латыни — возделывание земли , то есть возделывание человеческой души с тем, чтобы она могла воспринять высшие духовные ценности. Люди моего поколения знают, в какой степени классическая русская и мировая культура, особенно в период государственного атеизма, способствовала глубоким размышлениям о мире, приходу к вере, к Богу.
Для многих из нас первыми учителями веры в те годы, когда невозможно было найти ни Священного Писания, ни святых отцов, были великие писатели, художники. Быть может, высшим предназначением мировой культуры в лучших ее проявлениях является ее способность возделать, окультурить — как грубую землю превращают в плодородную пашню — огрубевшее и себялюбивое человеческое сердце, а самого человека провести в непосредственное преддверие, к порогу веры.
— В сфере ведения Вашего Совета будет, например, кино, как часть массовой культуры. Вот, например, скоро выходит в прокат фильм «Поп»…
— Мне этот фильм очень понравился. Его продюсировал и всячески опекал, Сергей Леонидович Кравец, руководитель «Православной энциклопедии». Авторы показывали мне рабочие материалы и уже тогда было ясно, что фильм как произведение искусства состоялся.
— Сейчас с культурой происходят необратимые изменения в связи с тотальной цифровизацией. Книги постепенно становятся электронными, редко кто читает произведения целиком, они появляются в кратких пересказах и в цитатах, визуальная культура вытесняет словесную.
— Когда был создан станок Гуттенберга, тоже говорили, что культура кончилась, книга будет профанироваться. Я бы сегодня не слишком драматизировал ситуацию. Если молодой человек прочтет «Мертвые души» в электронном виде, в этом большой беды я не вижу. Может быть, для него эстетика всплывающих, одна за другой, компьютерных страниц не менее волнующая, чем для старшего поколения шелест пожелтевшей бумаги. Другое дело — массовая культура, которая с каждым годом становится все более агрессивной. Она даже стремится допрыгнуть и захватить в свою сферу великую классику. Чего стоит только перевод в сокращенный формат, в комиксы шедевров мировой литературы.
— Вы также принимаете участие и в других церковных проектах. На днях состоялось заседание комиссии Межсоборного присутствия по социальной деятельности Церкви, в которой Вы состоите. Есть ли какие-то точки соприкосновения культуры и социального служения?
— Честно говоря, я не очень понимаю, что такое «социальная деятельность Церкви». С этим понятием произошла какая-то досадная подмена. Став привычным, казенный набор слов затемнил что-то очень важное, переведя смыслы из сферы духовной в область бюрократически-канцелярскую. Вот евангельский добрый самарянин, он что, когда помогал «впадшему в разбойники», занимался социальным служением? Или святой Иоанн Милостивый? Или Сам Спаситель, когда заповедовал служить больным, посещать заключенных, вводить путников в дом тоже заповедовал участвовать в социальной деятельности? Не открою секрета, если скажу, что сегодня многие православные часто равнодушны к призывам включиться в эту самую социальную деятельность. Быть может, в немалой степени это происходит и оттого, что на вербальном уровне утрачен главный смысл. Сравните, одно дело — убеждать молодого христианина заняться социальной деятельностью, и совсем другое — призвать к служению Самому Господу Иисусу Христу в лице страждущего, нуждающегося в нашей помощи ближнего. И, быть может, именно Совету по культуре следует сегодня заняться прояснением утраченных, в силу разных обстоятельств, смыслов нашей церковной и культурной жизни.
— Возвращаясь к деятельности будущего Совета, будет ли он реагировать на повестку дня, которая задается культурным сообществом, или наоборот, предлагать свой план?
— Очевидно — и то, и другое. Думаю, мы не уклонимся от реакции на явления, связанные, к примеру, с тем же взаимодействием Церкви и музейного сообщества. Но это совсем не означает, что у Совета не будет выверенной, продуманной и утвержденной Святейшим Патриархом и Священным Синодом программы, не зависящей от злобы дня.
— Сейчас одна из таких болевых точек — современное искусство. Такие выставки, как «Осторожно, религия!» дискредитировали современное искусство. Теперь в сознании церковной общественности оно все замазано черной краской. На Ваш взгляд, можно ли наладить конструктивный диалог с отдельными направлениями современного искусства?
— Думаю, что в нашем Совете будут люди, которые вполне компетентно смогут, если это будет востребовано, взаимодействовать с представителями самых разных направлений современного искусства. Лишь бы это творчество несло созидательный потенциал, а не стимулировало распад человеческой личности, деградацию, разложение. Если Церковь и церковные люди увидят в современном искусстве то, что им близко, что несет открытия в сфере духовного мира наших современников, а, тем более, что вселяет надежду и веру в Бога, веру в спасенного Господом Иисусом Христом человека, то это будет поистине прекрасно.
— То есть, художникам теперь есть, к кому обращаться, чтобы заранее узнать отношение Церкви к своим работам, прежде чем их выставлять?
— Я далек от мысли, что все так однозначно. Патриарший Совет по культуре не призван выдавать свидетельства «одобрено Русской Православной Церковью». Да и в консультативном плане — есть немало прекрасных духовников, священников, которые и без новосозданного Совета помогут ответить на многие вопросы. Таких священников надо лишь искать без поспешности, чтобы найти единодушного, но не потакающего греху, доброго и чистого в вере советчика. Сегодня есть немало священников, которые знают толк в современном искусстве.
— Каюсь, я не читал беллетристики уже лет двадцать пять. То есть когда-то я читал очень много. Настолько, что перечитывал, например, Достоевского, почти всего, каждый год. Очень любил Толстого, да и других великих русских классиков, английскую литературу, китайскую классическую поэзию, античную классику. Но, когда пришел в Церковь, все это у меня как ножом отрезало. Когда через год или полтора я решил перечитать своего любимого Достоевского, «Братьев Карамазовых», то с ужасом обнаружил, что мне это неинтересно. Я был поражен. Взялся еще раз перечитывать, и снова убедился, что книга, которую я мог читать бесконечно, для меня стала неинтересной. Я достал с полки Шекспира, Чехова, Хемингуэя — тоже неинтересно. Меня это, помнится, тогда просто сразило. И только позже я осознал, что не сравнимый ни с чем пласт духовного наследия Церкви, открывшийся для меня — святые отцы, Псалтырь, разумеется, Священное Писание, совершенно затмили даже самые лучшие образцы художественной литературы. Мы уже говорили сегодня, что лучшие произведения мировой культуры могут привести человека к порогу Богопознания.
А дальше — тишина… Литература, музыка, искусство умолкают. Грандиозные картины познания человеческой душою Господа Бога, опыт неверия и веры, падений и восстаний, греха и покаяния и, наконец, Царствия Небесного в нас — все это совершенно иной мир, не описываемый средствами даже самой высокой светской культуры. Это уже — область Церкви.
— Однако существует современная православная художественная литература, которую и Вы издаете в Сретенском монастыре…
— Да, есть проза протоиерея Николая Агафонова. Олеся Николаева — прекрасная писательница. Издается у нас и большая серия русской и мировой литературной классики.
— Теперь, в связи с тем, что Вы в Совете по культуре, придется читать что-то из современной литературы?
Вообще, наше время довольно странное. Давайте вспомним: за последние двадцать-двадцать пять лет не создано ни одного произведения, сколько-нибудь сравнимого, скажем, с произведениями, я не говорю уже о русской классической литературе, не говорю о серебряном веке, но и с произведениями советского периода 70-80-х годов. Ни в прозе, ни в изобразительном искусстве, ни в кинематографе, ни в поэзии, ни в театре… Горько, но судя по всему, это действительно так. И свидетельствует это лишь о том, что в духовной жизни человека последних двух десятилетий произошли совершенно колоссальные утраты. Общество наше духовно измельчало. Это горький диагноз: утрачен высокий дух, который мог бы воплотиться в великих или просто значимых произведениях искусства. Дух творит себе формы. И в этом смысле то, что мы видим сегодня во всех областях художественного творчества (нет смысла даже перечислять, все на виду и на слуху), за редким исключением свидетельствует об очень серьезном кризисе.
Не будем заходить слишком далеко в историю, но разве можно найти сейчас фильм, сравнимый с пырьевским «Идиотом» или с «Гамлетом» Козинцева, или с фильмом «Летят журавли»? Или, может, мы найдем что-нибудь сравнимое с произведениями Распутина и Астафьева? Или такие явления как Рубцов, Жигулин, Бродский в поэзии? А актеры? Кторов, Грибов, Ильинский, Смоктуновский! Всех не перечислишь. Ничего подобного сейчас нет. И виной этому не отсутствие таланта у наших современников, а невостребованность от мира истинного таланта. Что заказывает мир, то он и получает. «Спрос рождает предложение». Кажется, даже в песенной нашей культуре ничего нет.
— Интересно. Если принесете, обязательно послушаю. А вот, что касается христианских песен — года два назад я открыл для себя настоящего поэта — Леонида Дербенева. Как-то, едучи в машине, водитель ловил новости, и вдруг я услышал песню «Этот мир придуман не нами». Я тогда подумал: «Вот это что-то настоящее!» — и стал у знакомых интересоваться, что же это за человек, Леонид Дербенев? Вскоре выяснилось главное: он искал Бога и нашел Его. И то, как он искал и как нашел — удивительно ясно отражено в его песнях. Сначала у него были талантливые и забавные «Остров невезения» и другие песни на музыку Зацепина к фильмам Гайдая. А потом он написал по-настоящему выдающуюся вещь «Призрачно все в этом мире бушующем», потом «Этот мир…», потом «Все пройдет…». И если в первой песне, наряду с глубокими размышлениями, которые говорили о том, что человек ищет Бога, были и слова «вечный покой сердце вряд ли обрадует», то из последующих вещей видно, как росло в нем христианское миропонимание.
Когда-то, уже давно я написал статью, которая, к сожалению, а может быть и к счастью, затерялась, и которая называлась «Советская песня как сублимация молитвы». Смысл статьи в том, что в советское время, когда люди не умели, да и не разрешалось им, молиться, песня стала в некотором смысле образом молитвы, посильной для богоборческих времен заменой, если хотите. Заменой, конечно, не сравнимой никоим образом с молитвой истинной, но все же песня отвечала сокровенной в человеке потребности души, которая, как известно, «по природе христианка». Душа народа хотела молитвы. И вот на это неосознанное желание отвечала советская песня. А песни ведь были иногда удивительные — чистые, мудрые, искренние и, главное, талантливые, очень талантливые. Конечно, была, и конъюнктура и советский бред, но в целом уровень был не сравним с сегодняшним.
Так вот, Леонид Дербенев рассматривал в своих песнях вечные вопросы, совершенно вне контекста социалистического реализма. «А мир устроен так, что все возможно в нем, но после ничего исправить нельзя» — это из той же песни Дербенева «Этот мир…». Как просто и ясно! И честно. Последние слова в этой песне такие: «Один лишь способ есть нам справиться с судьбой, один лишь только путь в мелькании дней, пусть тучи разгонять нам трудно над землей, но можем мы любить друг друга сильней». Представляете? Такое мог написать только тот, кто жизнью своей нашел Христа. Или, если хотите, дал возможность Христу найти себя самого, заблудшего, потерявшегося в этом мире. С искренней радостью я узнал о том, что Леонид Дербенев, который воспитывался когда-то, по-видимому, как обычный советский человек, отошел ко Господу как истинный христианин, и сегодня я всегда с благодарностью поминаю его. Вот так совсем недавно удалось найти для себя талантливого современного поэта.
— Это явление совершенно не моей среды. Мне студенты иногда приносят что-то в этом роде, просят послушать. Но могу лишь констатировать, что я, возможно, чего-то недопонимаю. К тому же мы нередко видели последствия разрушительного воздействия рок-музыки. А когда обожжешься на молоке, на воду дуешь.
Вообще, Совет по культуре не ставит себе задачу стать экспертом и тем более судьей в области культуры. Мы должны укреплять базовые духовные ценности, которые проистекают из нашей веры, которые традиционно укоренены в русской культуре, которые противостоят духу разрушения.
Вот это как раз то главное, чем, как мне кажется, должен заниматься Совет по культуре. Напоминать о Том, Кто, как нам порой кажется, нас забыл. Помните, ровно об этом же писал святой Филарет Московский Александру Сергеевичу Пушкину: «Вспомнись мне, Забвенный мною…». У Церкви нет иной задачи, кроме благовестия Христова. Значит и у Патриаршего Совета по культуре другой, высшей задачи тоже нет.