Художник Николай Полисский – личность в мире искусства известная. С начала девяностых годов проходят его персональные выставки. И всегда им сопутствует,успех, триумф, большой общественный резонанс, потому что в российском искусстве ничего подобного не создавалось. Его творения – будь то шеренги снеговиков, штурмующих косогор, снежный акведук, напоминающий сооружения, «сработанные еще рабами Рима», телебашня, сплетенная из лозы, или дворец, сложенный из дров – не просто постмодернистский лэнд-арт, простое воспроизведение классических архитектурных форм в природных материалах. Да, эти и многие другие проекты Полисского – результат реализации удивительно интересных и необычных замыслов, это популярность, успех даже в самой рафинированной эстетствующей среде. Но все равно, для Полисского – это для него только средство. Средство для осуществления большой мечты в отдельно взятой маленькой деревушке Никола-Ленивец, приютившейся на высоком берегу Угры.
— Раньше я был живописцем. Искал красивое место, чтобы было и местом для работы, и дачей для семьи. А эту деревеньку нашел Василий Щетинин, мой друг. Для средней полосы место удивительное. И оно просто потрясло меня. Так близко от Москвы я ничего подобного не видел: тут и река, и высокий берег, и церковь -красота необыкновенная.
— Занимался я, собственно говори, обычным делом, чем занимаются все живописцы, худож-ники. А потом подумал: почему бЬ| не осуществить новый проект, не заняться пейзажным строительством? В принципе, это делают и западные художники. Это искусство, которое идет к людям. Живопись стала неактуальна, я не вижу здесь новых идей, новых форм. Двадцатый век слишком много этим занимался. А мне по моему характеру, нравится то, что активно любят. Быть художником эгоистичным – не по мне. Я хочу, чтобы зритель был еще и участником процесса. Ко-йечно, на сегодняшний; день живопись достаточно спокойное, и сытое дело. А когда Ван Гог писал свои картины, его те же крестьяне палками дубасили. Вот тогда живопись была на пике. А сейчас… Художник – это тот, кто создает новое, то, что до него никто на делал. Вот его задача.
— Еще рано. Мы активно работаем с 2000 года. Мы художники XXI века. Пока только начало, и есть возможность двигаться в разные стороны, что-то сформулировать. Вот раньше я думал, что наши конкретные вещи являются определяющими в том,что есть искусство, а теперь главной становится социальная часть проекта. И если Бог даст здоровья, я придумаю и сделаю Никола-Ленивец деревней художников, это и будет главный памятник. Если местные жители смогут жить за счет искусства и что-то в их жизни изменится, это будут сильно.
— Первый проект – он назывался «Снеговики» -мы осуществили в феврале 2000 года. Это был первый опыт массового строительства. Народ нормально отнесся. Сделали 220 снеговиков. Их фотографии имели удивительный успех в Москве у экспертов по искусству. В мае там была такая выставка – Арт-Москва. Это был шок. И я утвердился в мысли: соавторов нужно искать здесь, в деревне. Тем более, что молодежь ничем не занята, а многие никуда не едут на заработки, потому что остаются убежденными сельскими жителями.
Второй проект – сенная башня, она напоминала древневавилонскую. По технологии строительства она близка сельскому человеку: нужно было косить, стоговать… Поставили ее на том же месте, где были снеговики. Скосили там траву и сделали башню. И тогда я заметил, что люди, возвращаясь с работы, смотрели на эту башню и получали эстетическое удовольствие! Конечно, они работали пусть за небольшую, но плату. Но гордость за сделанную работу в них, безусловно, присутствовала. Этот проект тоже имел успех, была пресса. И вот тогда люди стали утверждаться, понимать: продукт, который они делают, социально значимый. Они увидели фотографии с выставок, познакомились с отзывами. Появился каталог, где на фотографиях были и их лица.
Потом построили телебашню, сплели ее из молодого березняка, который в обилии вырос на здешних полях. Люди залезали наверх, чтобы звонить по телефону, потому что мобильная связь здесь ненадежная. Пока ребята здесь работали, плели телебашню, мы с моим товарищем на юге франции из их материала – виноградной лозы- построили колонну. Назвали «Виноградное дерево»… То есть проектов осуществили много, но сюда, в Никола-Ленивец, широкую публику привлекать трудно, и мне хотелось выехать со своими произведениями поближе к Москве.
Тут случилась Арт-Клязьма, Международный фестиваль современного искусства, и там осуществили самый большой наш проект. Арт-базар назывался. Что мы сделали: на второе лето существования башни посадили на ней тыквы, огурцы, другие вьющиеся растения, и она стала постепенно зарастать. Параллельно с этим делали кибитки. Нашли старые колеса от телег. И, собственно говоря, там построили деревню, которая состояла из легких построек, кибиток. И там был первый опыт, когда наши крестьяне, местные, целый месяц кормили всю Арт-Клязьму своими продуктами, готовили удивительно вкусную пищу. .Это имело просто колоссальный успех. Многие до сих пор помнят.
— Когда башня наша обветшала, лазить на нее стало опасно, ведь строили,на раз, встала проблема ее утилизации. Тогда и пришла идея ее спалить. Это было фантастическое зрелище! Приехала масса народу, было где-то пятьсот машин, автобусы. Деревня никогда не видела такого количества народа. Тут у нас есть такой штатный Герострат, человек, который все сжигает. Это Герман Виноградов, известный московский художник. Его стихия как раз огонь. И теперь он уже любимец публики. Уже спрашивают, будет ли в этот раз на Масленице голый мужик? Будет!
Башня не подкачала -горела красиво. Приехало много журналистов, четыре бригады телевизионщиков. В итоге получилось пафосно, поэтому мы решили продолжить. Конечно, каждый год делать что-то большое просто для сожжения дорого. Но в этом году есть что сжечь. В Третьяковской галерее год простоял наш «Байконур». Это был проект на тему русского космизма (мы его называем никола-лени-вецким). Такие большие корзины, превращенные в ракеты. Все это было подсвечено, красиво стояло. И вот в этом году мы их будем «запускать в космос», так как Калужская область – родина космонавтики. Так что эту Масленицу мы посвящаем космосу. Ждем большое количество людей, которые будут участвовать в этом перфонмансе.
— Ваши проекты всегда масштабные и достаточно дорогие. Например, в Нижнем Новгороде вы строили самую большую в мире снежную гору… Для этого нужны не только деньги, но и люди.
— Конечно, только, для перевозки, бывало, заказывали сразу пять фур-длин-номеров. Деньги нам дают различные фонды и спонсоры. А люди – это местные жители, они здесь живут, в Звизжах. Местные ребята уже превратились в профессиональных художников. Это команда из 12-15 человек. Сейчас они из Москвы «не вылезают». В этом году все лето там прожили. Сейчас по просьбе Вячеслава Полунина уже в третий раз делаем снеговиков. Четыреста снеговиков на Арбате, у театра Вахтангова, где он проводит гастроли, стоят на потеху москвичам и гостям столицы. Кто-то из деревенских приходит к нам поработать, не оставляя своих дел.
Вообще, я бы хотел привлечь всех, в том числе и местных дам: например, можно создать огромную картину из ткани. Может, они придумают что-то другое. Люди, которые работают в некоммерческом партнерстве «Никола-Ленивец-кие промыслы», уже многое умеют, сами что-то придумывают. Я уже не художник, а скорее куратор этого процесса. Можно говорить о какой-то школе современного искусства, которая начинает здесь действовать. Ведь они многому учатся! Приезжая в Москву, наши крестьяне общаются с художниками, у них меняется отношение к жизни. Какой-то интерес, движение проявляется.
— Сюда мы хотим привлечь лучших архитекторов. Это будет деревня искусства. Уже это место знают! Конечно, это Нью-Васюками попахивает, но уже серьезно проектируется гостиница, думают о генплане застройки, о кафе, ресторане при этой гостинице. Все будет делаться силами местных жителей.
И это, вместе с лэнд-артовскими скульптурами на земле, подтянет сюда народ. Конечно, об этом даже страшно думать, но через силу приходится. Через силу, потому что страшно. Это потребует безумных денег, которыми мы не обладаем, но, может быть, удастся привлечь какие-то фонды. Идет разговор о фонде Патанина. Возможно, Форд что-то даст на школу современного искусства. Потому что посмотреть на все эти произведения, которые будут созданы серьезными архитекторами и художниками, будут приезжать люди из разных мест. Здесь будут мастер-классы, какие-то лекции.
К нам поступают предложения из Карелии, Сибири. В Москве делали две огромные арки над входами в парки. Это был заказ префектуры. У художников разных городов есть свои замыслы. Но мы не можем всюду ездить и строить. Пусть они сами приезжают к нам и учатся. Пусть ходят, смотрят, оставляют деньги.
— В реализации ваших идей занято людей едва ли не больше, чем сейчас работает в соседнем колхозе. Никогда не ассоциировали себя с барином?
— Был такой проект (смеется). Новый Троекуров или барин-самодур. А вообще-то, барин на Руси, в первую очередь, был подвижником. Но даже придуманное барство нужно заработать. Вот когда тех, кто работает со мной, признают в качестве самостоятельных персонажей, тогда и буду греться на солнышке. А может, снова займусь живописью.