Юрген Теллер — это тот самый немец, который английскую актрису Шарлотту Рэмплинг и бразильскую модель Ракель Циммерман снимал ночью обнаженными в Лувре, который фотографировал обладательницу «Оскара» Хелен Миррен в ванне, а Викторию Бэкхэм — в огромной сумке, из которой видны были только ее длинные ножки в туфлях от Марка Джекобса… Да и сам он не против сняться в рекламной компании дезабилье. На одном из снимков, обошедшем журналы всего мира, — он сам голышом, прижимающийся к груди Шарлотты Рэмплинг, как маленький мальчик, в кровати одного из самых роскошных парижских отелей.
Помимо того, что Теллер умеет шокировать, он еще умеет хорошо думать и делать интересные проекты. Он известен не только как модный фотограф, но и как современный художник. Его выставки проходили в Тейт Модерн в Лондоне и Фонде Картье в Париже. Теперь МДФ и венская галерея Кристины Кениг привезла его выставку в Москву. Она называется «Тексты и образы». Тексты с коротенькими комментариями к своим фото Теллер написал по просьбе газеты «Цайт». Так все узнали, что Теллер еще отличный рассказчик. Наверное, такой же, как его дедушка, который, равно, как и прадедушка, всю жизнь делали держатели для скрипичных струн. Их старую черно-белую фотографию вместе с рассказом о них и их крохотной мастерской Теллер поместил рядом со снимками суперзвезд и мировых знаменитостей.
Российская газета: Критики сравнивают ваш проект в Лувре с работами Ванессы Бикрофт и с фотографиями Томаса Штрута в музеях. Вас вдохновляет современное искусство?
Меня вдохновляла возможность увидеть Шарлотту Рэмплинг обнаженной. И — провести ночь в Лувре рядом с «Моной Лизой». О Ванессе Бикрофт или Томасе Штруте я вообще не думал.
Теллер: Лувр огромный. А время у нас было ограничено — с шести вечера до полуночи. Мы же не могли метаться по Лувру из одного крыла в другое во время съемок. Я старался выбирать произведения поближе друг к другу.
Теллер: Хороший ответ, вы хотите сказать. «Мона Лиза» — самое известное произведение искусства в мире. Она была моей целью. Нужно было выбрать лучшее. И бить точно в цель.
РГ: В 2008 году Вы участвовали в Венецианской биеннале. Ваши работы были показаны в павильоне Украины. Что Вы предложили для этого проекта?
Теллер: Куратор павильона просил участников проекта, среди которых были европейские, американские и украинские художники, сделать работы, которые подразумевали бы ответ на вопрос: «Куда идет Украина?». Я приехал в Киев. Пробыл там 10 дней. И был в полной растерянности. Потому что все, что я мог придумать и снять, выглядело бы как фотографии Бориса Михайлова. Ну, и кому нужен ремейк Михайлова? Зато, как выяснилось, всем было нужно фэшн-шоу. В аэропорте, где я стоял в ожидании паспортного контроля, был большой экран, на котором беспрерывно транслировали показы мод. На железнодорожных станциях на мониторах был включен канал «Фэшн-ТВ». Я уж не говорю про отель и японские рестораны. В общем, куда ни зайди, повсюду на тебя двигались ряды моделей в одеждах от гуччи-пуччи. При этом вокруг была, мягко говоря, бедная страна. Я решил, что могу снять в Киеве фэшн-стори с помощью американского журнала и украинских моделей.
Теллер: Тогда как раз Луи Витон выпустил самую дорогую сумку — за 48 тысяч долларов, кажется. Что-то в этом роде. Я взял эту сумку сумок. Мы поехали на съемки в лес, кстати, он очень похож на леса моих родных мест. Я поставил посреди леса модель, у которой были только туфли на ногах. Надел ей сумку от Луи Витона на голову. Из-за нее она ничего не могла видеть: ни леса, ни дороги.
Теллер: Я попросил разрешения на съемку на металлургических заводах. Интересно было бы снять расплавленный металл. Но не вышло. Я не смог подойти близко. У меня с собой было три объектива, но длиннофокусного, который бы позволил издалека снять плавку, не оказалось. Выйдя из цеха, я увидел на стенде фотографии лучших рабочих. Это все, что я мог сделать, — переснять стенд со снимками этих скромных честных людей, создающих огромные богатства.
Теллер: Да. Когда я делал автопортрет на фоне могилы моего отца, было трудно. Я фотографировался на кладбище около его могилы, обнаженным, с пивом в руке, с сигаретой и футбольным мячом. Эмоционально это была очень трудная съемка для меня. И еще более трудная для моей мамы, когда она увидела снимок. Она не совсем простила меня за это.
Теллер: Да. Потому что жизнь трудна. Я стараюсь найти способ быть ближе к моему отцу. Отец покончил с собой, когда мне было 24. Я пытался лучше его понять. Это слишком трудно объяснить. Но, несмотря на то, что эту фотографии было трудно делать и не менее трудно смотреть на нее, мне был нужен этот опыт.
Теллер: Мне это нравится. Я устаю фотографировать других людей. Это физически и эмоционально выматывает, когда ты полностью сконцентрирован на человеке. А съемка знаменитостей, моды — это всегда столкновение с миром тщеславия, суетности. В какой-то момент я понял, что хочу сделать автопортрет, хочу почувствовать, каково это — быть объектом съемки, хочу влезть в шкуру модели. А так как я часто снимаю моду, то тут, наоборот, я хотел избавиться от дресс-кода, внешнего имиджа. Я надеялся быть настолько «чистым», насколько это возможно. Хотел отделить себя от вещей — костюма, галстука или шейного платка… Поэтому я снял себя голым.
РГ: Вы учились в Мюнхене, работаете в Лондоне. Есть ли разница между стилем британских и немецких фотографов моды?
Теллер: Не знаю. Для меня важнее индивидуальность, чем какие-то общие стилистические различия между странами.
РГ: Вы один из создателей стиля 1990-х, которых иногда называют «героиновым шиком». Изменился ли мир моды с 1990-х?
Теллер: В 1990-е, когда я начинал снимать рок-музыкантов и моду для лондонских журналов, все было веселее, наивнее, непосредственней. Сейчас все больше завязано на деньгах, на бизнесе модных корпораций.
РГ: В прошлом году Вы снимали рекламную компанию для Missoni, в которой участвовали три поколения их семьи. Они вдохновлялись примером Вашего семейства, все члены которого — от 3-месячного сына до 73-летнего дядюшки — однажды были задействованы в съемках рекламы драгоценностей известного аукционного дома?
Теллер: Просто когда они пригласили меня снимать их рекламу, я предложил Маргарите, дочери, сняться в ней. Тогда она и говорит: «Почему бы нам не использовать всю нашу семью?». Я-то вырос в семье, которая жила семейным бизнесом. Мой прадедушка, дедушка, папа, мама, тетя — все жили в одном доме и работали в мастерской. Поэтому я понимал идею Маргариты. Мне кажется интересным, что в съемках участвуют не только модели, а обычные люди.
Теллер: Нет. Моя жена снимает. Я не вожу с собой фотоаппарат. Никогда. Если я его вынимаю, то начинаю немедленно работать. Даже дети понимают, если папа взял камеру, он работает. Будь у меня фотоаппарат на пляже, я бы немедленно принялся придумывать следующий кадр. И все — отдых насмарку. Поэтому сына на отдыхе снимает жена. Иногда я даже расстраиваюсь, что не могу этого делать. Но, конечно, опыт, впечатления от общения с детьми и домашними я во время своих постановок использую.
РГ: У вас съемка очень тщательно организована, но при этом выглядит спонтанной. Как вы умудряетесь находить баланс?
Это, правда, трудно. Все нужно продумывать заранее. Но самое трудное — организовать все так, чтобы люди на съемках чувствовали себя комфортно, непринужденно. Я хочу, чтобы все выглядело как в жизни. Я никогда не использую ретушь. Мне интересна жизнь как искусство. Или, если хотите, искусство жизни.